Знание! Кто «за»? Кто «против»? Воздержался?

Таким образом, задаваемое самой системой образования противопоставление научных работников просто работникам и добавляемые по вкусу приёмы из “старой доброй” методы по разделению и властвованию позволяют современным государствам дополнительной, а главное, почти добровольной уздой привязывать к своей колеснице личный состав учёных полков и дивизий. А то, что за последние десятилетия мир стал уже немного подзабывать об опытах массовой охоты на “образованных ведьм”, лишний раз показывает, что нынешние правители достаточно овладели техниками относительно мягкого и почти ненасильственного подчинения себе сравнительно более просвещённой части общества.

Ещё раз подчеркнём, что первые энтузиасты массового среднего образования вряд ли нацеливались именно на такой результат, а скорее всего, даже не подозревали, что их детище можно будет использовать подобным образом. Но вот об их преемниках такого уже не скажешь. Ведь тот факт, что не прошедшие на следующую ступень обучения выпускники средней школы с феерической быстротой возвращаются в состояние практически полного невежества, но зато обретают искреннюю убеждённость в том, что они знают, что такое науки, и что для “людей дела” никакого прока в науках нет, стал очевиден по меньшей мере несколько десятков лет назад. Так что у попечителей “народного просвещения”, как бы ни звали их в разных странах, было достаточно времени, чтобы всё заметить и если не исправить, то хотя бы открыто указать, что они видят здесь проблему, для которой надо искать решение. Тем не менее и в наше время вместо оживлённых дискуссий о путях и способах формирования принципиально иной системы образования можно услышать разве что вялые рассуждения о “дальнейшем совершенствовании” существующей.

Из чего волей-неволей остаётся заключить, что наблюдаемое положение вещей у нынешних “хозяев жизни”, как минимум, не вызывает особых возражений. А это, в свою очередь, многое проясняет в вопросе, вынесенном в заголовок настоящих заметок, то есть можно ли, а если да, то при каких обстоятельствах ожидать возврата к посильному участию всех членов человеческой общины, каких бы размеров она ни была, в деле познания окружающей действительности?

IV

.

Перспективы пожизненного рекрутирования учёных.

Итак, в качестве промежуточного вывода мы можем констатировать, что капитализм, отбросив или в корне преобразовав большинство сформированных феодализмом общественных институтов, бережно сохраняет основанную на пожизненном призыве систему комплектования армии научных работников. Добиваясь этим того, что и в начале XXI века в научной жизни продолжает сохраняться немало элементов, живо напоминающих о совсем других временах.

В самом деле, получив официальный статус хотя и в связи с развитием капитализма, но в эпоху, когда феодализм был ещё силён, учёные просто не могли появиться и существовать иначе, как в качестве сословия. То есть довольно-таки замкнутой социальной общности со своими корпоративными стандартами, нравами, традициями, подчас даже с особым, предназначенным только для общения с себе подобными языком. Но разве в жизни современных учёных нельзя найти сходных черт, включая (см. ч. III, гл. 2) широкую кровнородственную преемственность в занятиях наукой?

Следует также отметить, что в условиях продолжающейся дифференциации и специализации знания наличие пусть значительного, но всё же ограниченного контингента подготовленных специалистов приводит к тому, что небольшим научным подразделениям и даже отдельным учёным могут “доставаться” для разработки весьма значительные участки общего фронта исследований. И не столь уж редко такие монополисты поневоле, порой долгие годы не встречающие в своей работе ни поддержки, ни конкуренции, с какого-то момента и сами начинают взирать на соответствующую проблематику как на свою “вотчину”, снимать с которой урожай статей, книг, диссертаций и проч. дозволено только им и никому более. Так что любой “посторонний” исследователь, пытающийся параллельно углубляться в ту же тематику и высказывать по ней какие-то собственные и не совпадающие с “дозволенными” идеи, воспринимается новоявленными феодалами мысли не как пришедший на помощь коллега, но как самозванец, посягающий на их сугубую привилегию единоначально глаголать истину по данному вопросу. А уж если подобный невежа позволяет себе обнаружить недостатки и слабости в позиции отвыкших от критики научных князьков, то, находясь в пределах их досягаемости, он имеет все шансы узнать, что такое “внеэкономическое воздействие”, причём – как это принято у истинно аналитических умов – обычно в сложноорганизованной или даже замысловатой форме.