Знание-сила, 2004 № 08 (926)

Сегодня тоже очень высокие цены на нефть позволили Путину и нам, и правительству, и Думе, которую я представляю, решить очень многие системные проблемы — например, за четыре года мы снизили внешний долг страны на 70 миллиардов долларов, огромная сумма, которую мы смогли заплатить. Или, скажем, мы нарастили золотовалютные запасы с 12 миллиардов долларов до почти 90 и т.д. Много было сделано хорошего. Но даже Греф, даже он признал, что из 7,3 процента экономического роста в прошлом году 5,4 — это благодаря ценам на нефть.

Это означает, что популярность президента и правительства — во многом следствие простого везения, фарта на мировых рынках. Но объяснять популярность Путина и его модели модернизации только личными качествами президента и выгодной экономической конъюнктурой, думаю, неверно. Мне кажется, дело в той модели развития, которую он принял, я называю ее авторитарной модернизацией. Она отличается и от советской, и от ельцинской, думаю, в лучшую сторону, и в этом причина ее популярности. Потому что народ в большинстве своем в Советский Союз возвращаться не хочет, люди привыкли к тому, что есть частная жизнь, что появилась масса возможностей в реализации своих самых разнообразных интересов, можно заниматься своим делом, читать что хочешь, слушать что хочешь, ездить куда хочешь, — никто не лезет в твои личные дела, в отличие от СССР, где лезли постоянно. Даже когда ссорились супруги, это становилось предметом разбирательства на парткоме.

Народ в 1990 году отверг советскую систему, тогда сотни тысяч людей выходили на улицы, проходили многочисленные манифестации.

Но точно так же в большинстве своем он разочаровался и в ельцинской модели модернизации.

Путин, безусловно, антикоммунист — он признает частную жизнь, частную собственность, рыночную экономику как единственное, что может привести нас к процветанию, одобряет иностранные инвестиции, хочет, чтобы Россия вошла в ВТО, в этом смысле он — абсолютный антикоммунист, хотя и вернул ряд советских символов, скажем, гимн Александрова, однако, думаю, это был тактический шаг для получения более широкой общественной поддержки. В принципе, он антикоммунист, и это очевидно.

Но точно так же путинская модель отрицает и ельцинский период. В этом смысле он — антиельцинист. В этом есть парадокс, потому что именно Ельцин сделал его наследником, но Путин отрицает ельцинский период, потому что он отрицает ельцинскую нестабильность, децентрализацию страны, которая была тогда, он — сторонник централизма. Он отрицает право других центров политической власти влиять на политику, поэтому он ликвидировал политическую автономию и Думы, и Совета Федерации, и политических партий. Поэтому он подчинил себе ведущие телеканалы, явив себя сторонником единовластия и твердой руки. Он не хочет, чтобы у власти были противовесы и конкуренты. И в этом, как ни покажется странным, может быть главный секрет его популярности, так как народ отрицает советскую модернизацию, народ отрицает в большинстве своем и ельцинскую модернизацию. Путинская модернизация ему пока нравится: стало больше политической стабильности, идет экономический рост, вводятся какие-то отдельные, но значимые реформы, внешняя конъюнктура способствует жизни. Да еще и президент лично симпатичен многим нашим людям. Думаю, можно говорить, что он создал свою собственную модель модернизации. Как может она работать? Есть ли аналогии с моделями в других странах? Посмотрим, сравним. Не забудем только, что люди пожилые хорошо помнят, что, начиная с 50-х годов, страна жила в жесточайшем дефиците самого необходимого, а урожай 1983 года называли "прическа Никиты Сергеевича": во многих районах был голод. Не забудем, по историческим меркам это было не так давно.

Если бы меня попросили коротко ответить, в чем главная причина успеха Китая, я бы еще раз сказал: сами китайцы.