Любопытная деталь — Пилат неоднократно коротко потирает руки, и только в первом случае он "руки потер, как бы обмывая их" — перед утверждением смертного приговора Иешуа, а потом, когда поручает зарезать Иуду, ни о каком обмывании речи не идет, потирать же руки можно и от удовольствия. Вообще же к пробуждению совести у Пилата следует отнестись весьма осторожно: пример с Иешуа — единичный, а скольких людей в Иудее за время своего наместничества он подверг мучительной казни, сколько восстаний против римского владычества было потоплено в крови? И не потому ли Булгаков в завершающую роман фразу добавляет слово жестокий, отчего ее звучание становится более суровым: "жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат"...
Восхваления великих заслуг великого вождя и учителя подкреплялись у нас ссылками на великие же свершения и успехи в социалистическом строительстве, не упоминая при этом о том, какой ценой эти успехи достигались с помощью пилатчины. Частный пример — успехи Советского Союза в космических программах. Да, мы первыми запустили спутник, да, мы первыми запустили в космос человека, но чтобы обнаружить истоки, надо заглянуть в те годы, когда Генеральный Конструктор — за этим титулом так долго прятали Сергея Павловича Королева — сидел на Колыме в шарашке и хлебал баланду из алюминиевой миски оловянной ложкой, а его коллега Вернер фон Браун в немецком исследовательском ракетном центре в Пенемюнде создавал в идеальных условиях свою ракету Фау-2, которая уже в середине войны начала бить по Лондону. Когда же война закончилась, и фон Браун начал работать на американцев, а нам достались второстепенные немецкие специалисты-ракетчики, трудившиеся за глухим забором в Сухуми, началась игра в догонялки. Теперь-то и мы многое умеем, да денег у нас кот наплакал, и плачет он до сих пор, выплачивая миллиардные долги, оставшиеся нам от великих коммунистических свершений.
А какое великое разорение народного хозяйства, какие неисчислимые потери — людские и материальные — понесла страна вследствие великих же выселений целых четырнадцати народов, и едва не выселили пятнадцатый, да наркомнац вовремя был отправлен на тот свет. — может быть, и впрямь Господь Бог хранит свой народ?
Какой ущерб в науке, культуре, производстве понесла страна вследствие запрета принимать в вузы евреев! Моя однокашница, дипломированная медсестра с большим опытом работы, семь раз пыталась поступить в медицинский институт, пока ей не сказали открытым текстом: "И не думай, и не мысли..." И она, моя Рахиль, в результате подалась на историческую родину, где все стало получаться...
Тогда, в марте 1953-го, нависла реальная угроза пролонгации Холокоста в российском исполнении, да видно есть в истории какая-то высшая сила, наблюдающая за сохранением справедливости. Она же, видимо, не допустила и возврата пилатчины в новом варианте. А попытки такие были.
Вспоминается 21 декабря 1979 года, день рождения Сталина. В переходе на Библиотеку Ленина я увидел на самом, если можно так выразиться, людоходе, роскошную урну для мусора. Урна эта была битком набита свежими номерами газеты "Правда" со статьей, посвященной столетнему юбилею "великого вождя всех времен и народов". Их печатали целыми книгами, огромными тиражами. Правда, их уже никто не читал... И что интересно — ни до, ни после, ни вообще никогда на этом месте урны не бывало.
А потом была Перестройка неизвестно, правда, чего. Перестраивать надо было мозги, что, как известно, самый длительный процесс, а нам — невтерпеж... И в результате по сей день дефилируют по улицам и площадям люди из прошлого с портретами усатого мясника и его обожествленного предшественника, стучат в кастрюльки дамы в норковых шапочках и воротниках, размахивают красными тряпками дедули, отоваривавшиеся в закрытых "секциях", — вызывают на бой новоявленных быков, и бахвалятся, что за них голосует чуть ли не двадцать процентов населения, не желая видеть, что остальные восемьдесят их не хотят.