Знание-сила, 2006 № 10 (952)

В документах XVII века находим примеры мужской любовной магии. В 1642 году сидевший в московской тюрьме некий Данилка решил дать показания особой важности. Сидевший с ним Афонька сказал, что он цепь из серебра для царицы сделал, взял ее боярин Стрешнев, где цепь теперь — ему не ведомо... Начались допросы. Афонька был стрельцом, но по болезни "черной" от службы отставлен, бродяжничал, пойман с запрещенным табаком и попал в тюрьму. Отвечал глумливо: "Цепь не делал, не умеет, молвил все спьяна. Он, мол, во хмелю всегда с ума сбродит..." Все бы обошлось, но Данилка еще припомнил, как Афонька какое-то "непригожее слово о царице говорил". Афонька отвечал: "Молвил спьяна..." Но государь Михаил Федорович велел розыск продолжить: по какому "умышлению про царицу говорил и не знает ли он какого заговора?" И Афоньку понесло под пыткой. Рассказал, как научился "женок приворачивать". Возьмет лягушек, самца и самочку, кладет в муравейник и приговаривает: "Сколь тошно тем лягушкам в муравейнике, столь тошно будет той женке по Афоньке". М называет имя женки. На третий день приходит к муравейнику, а там от лягушек остаются только косточки, "крючки да вилки". Афонька тем "крючком" "женку зацеплял", незаметно косточку на платье вешал. И женка идет за ним. А надоест Афоньке, берет другую косточку, "вилку", чтобы "женку отпихнуть". Успокоиться бы следствию, "привороты" с косточками ляушки — дело любовное, кто хочет, тот верит. Но Афоньку пытали страшно, и он сказал, что научили его царицу "портить": "Я-де так приворожу, что сама над собой такое сделает, я на утренней зоре с той стороны, с которой ветер дует, призову бесов, чтобы сослужили мне". Добавил, когда жгли огнем, что наслал бесов на некоего московского пушкаря Сусальника. Так появилось тяжкое обвинение в "злом колдовстве по ветру".

Спрашивали Афоньку: каких женок "приворачивал"? Отвечал: "приворотил" женку Наташку, потом к мужу вернулась в Ярославль. Была еще "женка" из московских торговых рядов. Была Аниска, но с ней не сладилось, грозила самого Афоньку "испортить, сделать чернее земли". Видно, что бывший стрелец — заурядный бабник, знает только любовную магию, и то понаслышке; под тяжкой пыткой оговаривает себя и всех ему известных. Но царские следователи верили в "привороты и порчу" столь же истово, как "гулящий Афонька". Не удивлялись, когда говорил нелепое. Все же проверили силу любовной магии Афоньки, узнали, что Аниська — жена однополчанина Афоньки, с ним дело не имела. Сказали опрошенные женщины Стрелецкой слободы: "Жена она добрая и ведовства не знает". Все ответы Афоньки — откровения человека пьющего и гулящего. Признавался он в минуту откровения своим мучителям, что "ведовства не знает и царицу его никто не учил портить". Но царь следил за ходом дела, и палачи терзали бывшего стрельца. Потом Боярская дума приговорила его как колдуна, который "бесов на людей по ветру пускал", к сожжению в срубе, предварительно четвертовав. Царь проявил милость и сослал Афоньку в острог, в Сибирь.

Подозрения в "порче" возникали в те годы нелепые, выдумки психопатов. Есть следственное дело москвича Федьки Шиловцова: "испил" однажды квасу у "иноземца", поляка, живущего в столице, вдруг у него в "брюхе почало шуметь, и он решил, что был испорчен: стал читать громко Псалтырь, а перед ним нечто зашумело, ангел или бес — не знает".

Документы показывают, что "привороты бабок", как колдовство Афоньки, — затеи пустые. Признавалась одна из женщин, привлеченная по делу Дарьи-мастерицы, что взяла "наговоренное мыло, соль и белила для лица". Умывалась, соль мужу давала в еде, потом густо "убедилась" чудодейственными белилами, вышла к мужу, улыбаясь. Муж как заметил ее, сильно прибил. Тогда "разметала" все, выбросила. Но "бабки" не сидели без дела.

В XVII веке во всех слоях общества семейные узы соединяли людей почти не знакомых. "Принуждать силой нельзя, но заставить можно", — так определяли родители будущую семейную жизнь своих подопечных. И приходилось потом для укрепления семейных уз "наговаривать" мыло и белила для лица.