Знание-сила, 2009 № 04 (982)

По-моему, речь идет не о пропадании «прошлого» и «будущего», но о трудностях в их соединении с настоящим при ускорении подачи информации. Предлагаемые электронной коммуникацией интервалы малы для осмысления, осознания и даже восприятия материала человеком. Это означает, что утрачиваются культурный масштаб «Я» и его минимальная единица.

Хронотопные «ворота» открываются и закрываются слишком быстро, чтобы пропустить первосмыслы. Возникает рассогласование между электронно утвержденным «теперь» и индивидуальным счетом мгновений, который со времен Аристотеля был выделен ученой мыслью и распространялся цивилизацией как нижняя мера самосознания, еще попадающая под социокультурное опосредование.

Этот счет чрезвычайно устойчив, поскольку в нем рефлексивный минимум «Я» сведен с ударом пульса, единицей хроноизмерения, логикой парадокса и оксюморонами языка. Миг формулируется с трудом, поскольку он культурно пределен, мал, но все-таки формулируется, и каждый раз индивидуально. Глобальные же моментализмы — на пределе индивидуального восприятия, поскольку они культурно громадны, нечеловечески велики по своему содержанию и спрессованы во времени.

О глобальном настоящем можно говорить как интервале опосредования массовой коммуникации. Индивидуальное настоящее отделено от него не столько психофизиологически, сколько потому, что выражается в другом культурном материале: обыденном языке, литературе, поэзии, логических парадоксах.

В каких же временах — неизвестных людям предыдущих эпох — живет человек сегодня?

Во-первых, это — быстрое время. Индивидуальное «теперь» быстро переходит в прошлое, сменяясь другим «теперь». Мгновение остается уникальным, запечатленным в логике парадокса и экзистенциальном переживании. Что такое «прошлое»? — Индивидуальные «теперь», утерянные, недопойманные, но закрепленные в стандартных координатах. Прошлое социально стабильно, но обезличено. Настоящее и прошлое разделяются как индивидуальное смысловое «Я» (мгновенное, но мое) и его социализованное продолжение («не-мое мое»). Характер же будущего — промежуточный. Он зависит от взаимодействия между прошлым и настоящим.

Во-вторых, это — сверхбыстрое время. Вычлененное «теперь» становится коллективной картиной мира, а прошлое и будущее разлетаются как индивидуальные экзистенциалы. Что есть «прошлое» в таком случае? То, что не удалось запомнить, рассмотреть, запечатлеть в быстром потоке информации, в стремительно мелькающей ленте новостей. А что есть будущее? То, что не удалось взять для жизни из информационного материала. Большой экран мира, транслирующий «теперь», мерцает в центре, за его рамкой — рой из осколков индивидуального, невоплощенного.

В первом случае настоящее индивидуально, исчезающе мало. Во втором — индивидуальны, исчезающе малы прошлое и будущее. Гулливер уже не может подстроиться к слишком быстро меняющимся вокруг него мирам. Он привык жить в историческом мире, регулирующем его «Я» мифоповествовательными циклами внутри продвигающей линии прошлое-настоящее-будущее. Алисе же предложено стать столь эластичной, так быстро менять размерности, что из викторианской девочки должно выйти нечто подобное скорее контейнеру для эмбриональных «Я», быстро развертывающихся по сигналам среды, чем устойчивому сознанию.

Катастрофа как совпадение

Можно назвать, по крайней мере, одно событие начала XXI века, в котором индивидуально-психологическое и глобально-электронное «теперь» совпали.

11 сентября 2001 года телевидение всех стран мира транслировало самолетную атаку террористов на небоскребы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Американскую трагедию в режиме реального времени наблюдали миллиарды людей. Своей наглядностью и шоковой внезапностью она превзошла гораздо более масштабные катастрофы прошлого. Событие было одновременно всемирно-историческим и экзистенциальным.

До сих пор историзм события оценивался постфактум. Только потом — и заглавные исполнители судьбоносного действия, и статисты — узнавали, какие минуты роковые им довелось пережить. Их эмоции и впечатления были подверстаны под уже установленный масштаб произошедшего. Манхэттенский случай выбивается из указанной последовательности. Здесь размер события устанавливается не умозаключениями. Он увиден всеми и сразу на экране телевизора. Его глобальная визуальность не позволяет подвергнуть масштаб 11 сентября сколько-нибудь существенному рациональному пересмотру. Динамика психологических переживаний слита с конструированием исторического события.

11 сентября создает методологическую коллизию.

11 сентября 2001 года

Раньше историографическая фактура конструировалась постепенно, при устойчивом разделении труда участников дела. Историки собирали свидетельства, восстанавливали ход события, составляли архив. Бумаги копились, складывались, пылились, время от времени ворошились. Фактическое течение событий пропускалось через детерминистские обобщения.