Профессор кусочек известки нашел и на стенке циферками и буковками все про своего микроба написал. Гляжу я на его цифры, буковки и говорю ему по-научному: «Аш-два-эс-дэ-эн-ка-пи-рэ-квадрат-дарвин-презент. Не бессмертный твой микроб. Всех микробов победит, а гриппозный микроб с ним сладит».
Почесал тот в затылке. «Эге, — произнес, — забирай свой торт кремовый». Тут я стал своим микробом хвалиться. А профессор отвечает: «Це-о-два-эм-це-квадрат-эр-эн-ка-мендель-морган. И твой микроб не бессмертный. Будут твои правители жить вечно, пока ангиной не захворают».
Вижу — прав он. «Да-а, — говорю, — и мне сегодня не суждено тортом полакомиться». Тут засов дверной звякнул, и увели профессора. Оглянулся я вокруг: в тюремной камере уж нет ни души — всех до единого увели, пока мы с профессором спорили. Стою один посреди тюремной камеры — своей участи жду. Опять засов звякает. «Вот и конец», — подумал.
Вдруг заходит огромный такой негр. В зеленой пилотке, в башмаках высоких на шнуровке. Своими белыми зубами скалится и по плечу меня хлопает так, что я на пол сразу повалился. И говорит по-иностранному: «Окей олрайт карасчо враг капут».
Потом он от радости меня к груди своей прижимает, как ребенка. Из тюремной камеры наружу выносит, а туда уже ладные какие-то ребята прикладами рогатых загоняют. Сами все в пилотках зеленых, в башмаках на шнуровке.
Ведет меня негр в прежнюю комнату. Там за столом уже другой человек сидит, но тоже военный. Бумажки разбирает. Мне он не как негр обрадовался, а поменьше, но руку жмет, смотрит вежливо. И произносит: «Героические, — говорит, — союзные наши с вашими войска, — говорит, — добили подлого противника в его собственном логове. Теперь миру — мир». Снова руку жмет и отпускает на все четыре стороны.
Вышел я на волю. Хотел, было, профессора найти, про микроба доспорить. Может, не успели его убить рогатые. Но вдруг неизвестные люди мне пыльный мешок на голову накидывают, веревками всего скручивают. На самолет грузят и везут неведомо куда. Привозят… ну, к этому..
— Злыдню уродскому, — подсказала Розка.
— Ужасный злыдень, — кивнул папа, — и урод такой. Говорит: «Давно я, умник, за тобой охочусь. Нужен ты мне». Гляжу я на него с удивлением: зачем — не понимаю. Тогда он газетку достает, как из воздуха, развертывает и в мое фото всеми своими шестью пальцами тычет. «Если ты, — сипит, — живого микроба придумал, то мертвого уж подавно выведешь. Я им все реки и моря отравлю». И потом еще говорит: «А тебя пока посажу в стеклянную клетку, чтобы я смотрел, как ты моего микроба делаешь».
Пытался я отговориться и так, и сяк, но он даже слушать не стал. Схватили меня невидимки и посадили в прозрачную комнату. Сижу — микроба изобретаю. Но не смертельного, а слабительного. От него вреда никакого — только живот поболит. Почти уж изобрел, а тут вы подоспели.
Так закончил папа свою историю.
Глава 24. Остров
А самолет летит тем временем над океаном бескрайним. Папа на кнопки жмет, рычагами шурует. Ты спросишь, мой юный друг, где он летать научился? Да я и сам удивлен. А-а, вспомнил! Он еще в прежнюю войну был боевым летчиком. И награды имел.
Мальчик уже прикорнул под рассказ отцовский, от сражений своих умаявшись. Сон ему приснился удивительный: будто сам он стал тихим прудиком, воды его мирно плещутся, деревья склоненные, его своими листьями ласкают. Облака по нему плывут, покой его не смущают. Небо в нем синее отражается. Подходит к прудику дева красивая и грустная. На голове ее венчик из роз сплетенный. Склонилась дева к воде. Образ ее светлый в прудике отразился. Тогда заплакал Мальчик во сне от любви и жалости.
Тут начал самолетик трястись, дергаться, в воздушные ямы носом тыкаться. Проснулся Мальчик. Отец говорит: «Горючее у нас кончается. Поглядим, нет ли островка вблизи». Достает он из-под сиденья небольшой компьютер. Пощелкал кнопками, на экране буквы вспыхнули. «Есть, — говорит, — остров неподалеку». И опять кнопками щелкает. «Островок, — говорит, — маленький. Замок там один стоит. И церковка одна. И человек один живет — из той церковки священник. Остальные все на заработки уехали, да пока не вернулись».
— А голодать нам не придется? — это Розка спрашивает.
Папа еще немного кнопками пощелкал. Отвечает:
— Живности там немало: коровы дикие, овцы дикие, козы дикие. Все без человека одичали. И земля, — говорит, — плодородная. Даже голую палку в землю воткнешь — тотчас она листьями покроется.
Тут островок показался, как со дна морского на свет Божий вынырнул. Покачал самолет крыльями и на землю сел. Глядят друзья наши: замок на пригорке стоит, стены мхом обросшие, вьюнками все обвитые. На башнях флажки железные под ветром туда-сюда вертятся, поскрипывают. И оказались друзья наши среди сада дивного, цветами благоухающего. Рядом — церковка белая.
Воткнул Мальчик в землю свой меч деревянный, и сразу он листвой покрылся. Потом берет Мальчик Розку за руку, и они втроем по ступеням в церковку поднимаются. А ступеньки — древние, в трещинах. Из них трава зеленая пробилась.