– Я не заслуживаю твоего сочувственного внимания, – он потянулся ко мне и тронул за мочку уха.
Меня пронзила неистовая дрожь.
– Сиди, где сидишь, – велела я, желая при этом совсем другого.
– Да, мэм. Простите. Я безутешно одинок. Я связался с волчицей, которая бросила меня выть от тоски.
– Теперь ты знаешь, каково это. Рада, что ты страдаешь. Надеюсь, твое сердце расколется как грецкий орех.
– А ты жестока.
– Не более, чем ты сам.
– Правда. Я пес, не стоящий обглоданной кости.
– Моего отца убили, а ты ни разу не спросил меня об этом. Так я расскажу сама: мою мать вышвырнули из города. Твои люди. Они выставили нам счет за похороны отца. А также за билеты на поезд и задолженность по аренде, выставили под дулами пистолетов…
Слова выскакивали резко, как удары кулака.
Он парировал их жалким бормотанием.
– Я не знал. Я смогу исправить. Я…
– Компанию оштрафовали на двести долларов за гибель отца: эти деньги она заплатила министерству труда. Ни единого цента не досталось нам. А у мамы башмаки дырявые.
Мне теперь было наплевать, что он узнает о дырках в нашей обуви или о дыре в моей голове, через которую вытекали остатки робости. Пусть знает, что Пеллетье жили в горах в доме, где разбитые окна заделаны картоном.
– Они выволокли ее и малыша из дома прямо в грязь, – продолжала я. – Мы всё потеряли. Я потеряла. Их отправили назад на Восток.
– О боже. Это невыносимо, – он вцепился себе в волосы. – Не знаю, как их остановить. Я говорил Боулзу уладить все с рабочими. Выплатить зарплату. Но он говорит, чтобы я оставил дела ему, что не умею управлять компанией. Меня называют размазней. По правде, мне плевать на прибыль и камень.
– Я тоже ненавижу камень, – заметила я.
– Мы ненавидим одно и то же, – с томительным сожалением произнес Джаспер.
Напоминание об объединяющих нас неприязнях еще чуть смягчило меня.
– Отец дал мне слово, – сказал Джейс. – Но начальник здесь Боулз.
– В отличие от многих людей, – заметила я, – у тебя есть средства делать что хочешь. Поехать куда пожелаешь…
Джейс запрокинул голову и взглянул на меня.
– Хотел бы я выбраться отсюда.
– Я тоже.
– Ты? Ты бы уехала… Куда бы ты отправилась?
– Подальше отсюда.
Он тяжело вздохнул.
– Я
Краснокрылые дрозды вертелись и скакали на ветках деревьев, устраиваясь поудобнее. Джаспер, все еще пьяный, сплетал и расплетал пальцы. Над нами в ранних сумерках промелькнула какая-то тень. Пронеслась мимо.
– Хотел бы я улететь, – воскликнул Джаспер, указав в небо. – А ты? Мы могли бы стать птицами.
– Это летучие мыши, – заметила я. – Птицы дьявола.
– Точно, летучие мыши. – Он покатал между ладонями камешек. – Я не создан для бизнеса. У меня к нему не лежит сердце.
– Для меня новость, что у вас есть сердце. Мы обязательно напишем об этом в «Рекорд».
– Да, пни меня побольнее еще разок, – отозвался он.
– Неприятности – мелкие камешки.
– От кого-то я это уже слышал.
– От меня.
– Ах да, верно.
Джаспер швырнул камень в воду, круги ряби побежали по поверхности. Он улыбнулся тусклой перекошенной улыбкой.
– Если я попрошу тебя о помощи, ты поможешь?
– Смотря о чем речь.
– Что, если я попрошу ограбить банк? Или кого-нибудь убить? Например, меня. Ты могла бы избавить меня от моих несчастий. Оказала бы мне услугу.
– Не смеши, – я закатила глаза. – Ты слишком упиваешься жалостью к себе.
– Я упиваюсь жалостью… ко всему, – возразил он. – Мне жаль, что рабочие собираются бастовать и я не могу это остановить. И жаль, что погиб твой отец. А мой жив и здравствует и нарушает свои обещания.
– Ты не хочешь ему смерти, поверь мне.
Джейс постучал по лбу ладонью, словно пытался выгнать из нее демонов. Я не знала, что тот день был переломным для сына герцога Паджетта. Он не сумел убедить полковника уладить трудовой спор. Не сумел завоевать сердце вертихвостки. Не смог привыкнуть к костюму, в который пытался обрядить его папенька. Теперь ему надо было сшить себе новый наряд.
Я тоже потерпела неудачу: не понимала, найдется ли мне место в его новой реальности и кем он видит меня в своих планах.
Я все еще страдала от любовной лихорадки, вызванной поцелуями под луной, и надеялась использовать его растерянность в своих интересах. Скажи он снова: «Без тебя я пропаду» – и мы пошли бы вперед вместе, ненавидя одно и то же, сращивая сломанные кости и склеивая нарушенные обещания. Делая правильные вещи.
– Так чего ты хочешь, Сильви? – спросил он. Хороший вопрос.
Чего я хотела:
– Хочу, чтобы все было по-честному, – заявила я.
– Да ты бунтовщица, Сильви Пеллетье. Меня это восхищает. Научишь меня этому.
– Мы недостаточно смелы для бунтарства, – рассмеялась я.
– Ты произнесла речь! – воскликнул он. – Тебя арестовали! Погоди немного. Я еще тоже всем покажу.