Когда баланс снизился до 2526 долларов, я прекратила делать пожертвования. Остаток денег придавал мне тайную значимость. Ощущение, что я что-то собой представляю. Если я все раздам, что потом? Как я смогу бороться с камнепадом неприятностей, который непрестанно сыпался на меня в те годы? Борьба, преступления и войны. Может, у господина Рокфеллера, Джей Си Моргана и правительства США и были средства, чтобы все исправить, но у меня не было. Остаток денег Робин Гуда оставался неистраченным. Я в них нуждалась. Не для покупки вещей – я хотела владеть ими. Теперь я стала кое-что понимать в скаредных и стяжательских инстинктах миллионеров. Я выросла, ничего не имея, и мне страшно было вновь остаться ни с чем.
На Новый, 1915 год мы сняли квартиру в Денвере на Квебек-стрит (я выбрала ее за название), над сигарным магазином. В этой квартире в марте родился Джек Лонаган, названный в честь моего отца, а всего год спустя его сестра Джоанна, а после их сестра Катрина, которую все звали Китти. После того как я стала матерью, в моей жизни осталось мало романтики, роскоши и приключений. Никаких трюков на цирковых лошадях, только трюки по растягиванию зарплаты, усталость и удовлетворение от каждодневного труда, воспитания детей, готовки и стирки, наставлений, забот и тревог, когда кто-то из них болел, улыбок при виде милых глупостей, пения в ванной. Это были годы пикетов, музыки по радио, наших с Джорджем танцев субботним вечером: он оказался весьма проворным танцором и изображал то поступь индюшки, то походку медведя гризли из популярных в ту эпоху «животных танцев». Он был хорошим человеком, лучше многих, кого я знала. Но, конечно, не идеальным. Мы ругались из-за денег и идей в прочитанных книгах, беспорядка в кухне и грязных тарелок, его привычки засыпать с сигаретой во рту. И из-за моих недостатков тоже: я любила помечтать посреди бела дня, а временами испытывала приступы уныния. Я оставляла окно открытым, впуская в дом мух и холод, просто для того, чтобы почувствовать чистый воздух Колорадо.
Но мы были счастливы, насколько это возможно. Перед нашим крыльцом цвели кусты сирени, Джордж выращивал помидоры и кукурузу во дворе. Я штопала занавески и одежду, разгребала снег, выращивала цыплят в загоне ради яиц и мяса, как когда-то делала моя мать, вязала варежки для храбрых солдат, сражавшихся в Европе с «гансами». Говорят, там погибла Инга. Так ли это? Если кто и умел выживать, так это она. Генри, мой отважный, как сам дьявол, братишка, в 1917 году летал над Францией на истребителе и сбил четыре немецких «фоккера», за что получил крест «За боевые заслуги». Он вернулся домой и заготавливал лес для лыжного курорта в Зеленых горах Вермонта, которым стал управлять. Он назвал его Гора чудес, в память о том, что чудом сумел выжить на войне.
В тот период, в 1920-х, я не отправила ни строчки в газеты, освещавшие забастовки, не писала статей о речах активистов, только посылала письма родным на Восток. Мама вышла в Ратленде замуж за месье Шарпантье, усатого вдовца. Кусака, теперь уже Фрэнк, называл его папой. Нашего отца он совсем не помнил.
Я пятнадцать лет не видела моих Пеллетье. Наконец летом 1923 года мы с Джорджем приобрели «форд-родстер» и отвезли детей через всю страну навестить их. Джоанна и Джек продемонстрировали свой ужасный французский: они могли спеть «