Золочёные горы

Зажатая потоком, я оказалась в окружении мужчин в темных костюмах. Воздух был пропитан шампанским и ароматом духов L’Origan. А в моей опустевшей голове роились сомнения. Я глазела на хрустальную люстру, бросавшую отблески света на гостей. Когда я, покачиваясь, двинулась вперед, рядом появился Джейс Паджетт без очков во фраке и белом галстуке. Его волосы подверглись явному воздействию гребня. Когда он заметил меня, голова его откинулась назад от удивления и, как я надеялась, восхищения.

– Что?.. Не ожидал… – он просиял.

– Джаспер, – поприветствовала я его без улыбки.

– Бог мой! Ты так роскошна, Сильви.

Шампанское и его комическое прищуривание сорвали мои планы заморозить его взглядом.

– Я думала, вас пристрелили, – заметила я.

– Кое-кто хотел бы меня прикончить, – заметил он. – Но посмотри на себя! Ты изменилась.

– Ben oui, je suis la favorite de l’été – ну да, я же фаворитка этого лета.

– Говори по-английски, Сильвер, прошу тебя. Я не в форме.

– Инга говорит, что я ее лучший друг.

– Ты, а не я! Я опозорился. – Его лицо побледнело и выглядело несчастным, несмотря на бурлящий бокал шампанского в его руке. – Я позор семейства Паджетт.

– Почему?

– Во-первых, я совершенно пьян. Во-вторых, я прятался в лесу, надеясь избежать встречи… с этой компанией, с жутким почетным гостем. Но я не смог оставаться далеко. От тебя.

– И это навлекло на тебя позор? – спросила я.

– Нет, это навлекло на меня любовные страдания.

Мое лицо расплылось в улыбке, я не смогла сдержать ее.

– Мой позор… – Джейс вздохнул. – За ужином я совершил глупость, заметив, что его величество, возможно, пожелает большое блюдо свежезажаренных человеческих рук.

– Ну и ну.

– И это услышал мой отец…

– Прямо за столом? – спросила я.

– Наш коронованный гость Леопольд, если ты вдруг не читала газету, – сам дьявол.

К нам стали поворачиваться головы гостей, оказавшихся поблизости от образованного нами островка.

– Тсс, – прошептала я.

Но Джаспер продолжал говорить театральным шепотом. Гости глазели на него, пока он неистовствовал.

– Старик Лео убил десять миллионов людей в Конго. Поработил их, чтобы получить урожай каучука. Его надсмотрщики отсекают людям руки! И ноги! Они убивают младенцев ударом топора. Вешают женщин и отрезают им…

– Тсс. Не так громко, – я прикрыла ему рот ладонью, но он убрал мою руку и держал в своей. – Перестань.

– Не затыкай меня, – воскликнул Джаспер. – Отец меня затыкает. Все вокруг затыкают. Но это правда. Десять миллионов. Я видел фотографии.

– Джаспер, ты кричишь очень громко.

– Я знал, что он король и дьявол, – зашептал он, – но я не знал, что он содействует леди Щедрость в ее социологических экспериментах.

– Это не эксперименты, – возразила я, не готовая пока сбросить с глаз повязку. – Школа строится. Компания дала мрамор на строительство фундамента.

– Фундамента рабства, – парировал Джаспер. – Они возводят памятник рабству из нашего прекрасного мрамора.

– Почему же ты ничего не предпримешь тогда?

– А что ты предлагаешь, Сильвер-Сильви Пеллетье? Что я могу… Как?

– Если я чего-то не могу изменить, стараюсь об этом не думать. – По правде говоря, чем больше я пыталась не думать о том, на что была бессильна повлиять, тем чаще возвращалась мыслями к таким проблемам. В этот вечер я хотела покутить на празднике, вальсируя к преображению и надеясь, что у танца и шампанского есть алхимическая сила. – Не думай об этом.

– О чем же тогда мне думать?

Обо мне? Я улыбнулась ему самой дерзкой улыбкой.

– Думай о том, что приносит тебе счастье.

– Ты приносишь мне счастье. – Он придвинулся ко мне. – Я счастлив, то ты здесь в таком… красивом, чудесном, ослепительном наряде. Я не смел на такое надеяться.

О, надежда. Мое нежное шелковое платье в ту ночь было зеленого цвета – цвета надежды.

Музыканты заиграли быструю мелодию, и гости закружились под нее: раз-два-три, раз-два-три.

– Давай уйдем отсюда.

Джаспер выхватил бутылку шампанского у проходящего мимо официанта и увел меня в сторону от музыкантов, танцующих и фонтана с пуншем, в котором медленно таял вырезанный изо льда херувим. С легким сожалением я оглянулась через плечо, словно жена Лота, прощавшаяся с Содомом. Превратит ли меня сожаление в соляной столб? Впрочем, «сожаление» не вполне точное слово. Но я иногда спрашиваю себя, что могло бы произойти, последуй я плану графини. И содрогаюсь от этой мысли. Но я ушла с Джейсом. Он не походил на них, на людей, одержимых такими пустяками, как медь и золото. Он был переполнен гневом. И этот гнев привлекал меня, потому что меня он тоже переполнял. Мы ненавидели одно и то же. Полагаю, несправедливость. Я не подходила на роль игрушки королей и послушной марионетки графинь. И если я сейчас уйду с бала, мне придется остаться собой. И принадлежать самой себе.

Глава четырнадцатая

На улице яркий шарик луны отбрасывал тени на блеклую траву.

– Посмотри, жемчужина! – воскликнула я, показав на небо.

– Это серебряный доллар, – заявил Джейс.

– В мире есть не только деньги.