Нас выкинули в первую неделю оттепели, когда повсюду разливалась апрельская грязь и птички порхали в голубом небе. Три «пинкертона» приехали в Каменоломни, чтобы выселить нас. Это были частные охранники из агентства Пинкертона, нанятые компанией. На их лацканах красовались латунные звезды, словно они и вправду являлись настоящими представителями закона, что, конечно, было не так. В истории «пинкертоны» остались как наемники, защитники штрейкбрехеров, громилы, которые проламывали головы, разгоняли бастующих, а однажды даже повесили на мосту представителя профсоюза. И мне наплевать на то, что эти ребята поймали преступников Джесси Джеймса и Буча Кэссиди. Перечень собственных злодеяний «пинкертонов» был бесконечно длинным. Они использовали пулеметы Гатлинга и брандспойты против пикетов бастующих женщин и мужчин. Они шпионили, вели двойную игру и заявляли, что их кровавое насилие служит «общественной безопасности». В то утро «пинкертоны», появившиеся у нас в дверях, были вооружены самовзводными револьверами. Агент Гарольд Смайли повесил на себя целых два: с каждой стороны.
– Сочувствую вашему горю, мадам, – заявил Смайли прямо со ступенек.
Это был развязный красавчик ростом шесть футов два дюйма, с квадратными плечами и квадратной челюстью, квадратными зубами и подлой душонкой, кривой, как задняя лапа пса.
– Пора собирать вещи, мадам. Сегодня день переезда.
– Переезда куда? – Мама перекрыла дверной проем, скрестив руки и глядя на них с храбростью берберийского льва.
На нашей стороне была правда. Нам некуда ехать, нет денег на переезд. Мы собирались остаться в Каменоломнях. Генри окончил бы школу. Я работала бы в газете, а мама в общежитии.
– Мы не уедем, – заявила я.
– Эта постройка – собственность компании, – возразил Смайли.
– Это наш дом, – сказала ему мама.
Мы с Генри встали рядом с ней. Кусака с большим пальцем во рту протиснулся в первый ряд.
–
– Я лишь выполняю приказ, – бросил он.
– У нашей семьи горе: погиб родной человек, – напомнила я.
– У вашей семьи также остался долг.
Смайли смущенно порылся в кармане жилета и протянул мне счет! На 347 долларов за товары в лавке, за аренду хижины, включая 75 долларов за билет для Жака Пеллетье из Ратленда в Мунстоун три года назад.
– Вот это наглость, – заявила я. – Требовать с нас деньги после того, как они убили его.
– Со всем уважением к вашему горю, – заявил Смайли, – пришло время платить.
– Мы уже заплатили, – яростно выкрикнул Генри. В старом пальто графини с меховым воротником, которое доходило ему до пят, он походил на бандита. – Это нам должны. Вы нам должны.
– Приказ полковника. – Улыбка Смайли стала жестокой, проявив сущность его работы.
– Нашему отцу задолжали за десять недель работы, – заметила я.
– Обсудите это с полковником, – заявил Смайли. – Хижина предназначена для работников. Так что если этот славный пацан не собирается работать в карьере…
– Он еще ребенок, – сказала мама.
– Нет, – возразил Генри, ощетинившись как взрослый. – Я мог бы работать, ма.
– У меня приказ посадить вас вон в ту повозку, – он указал на подъезжавшего Дженкинса и его кляч.
Внезапно он подхватил маму легко, словно мешок с гусиным пухом, и перебросил через плечо, под смешки и шуточки остальных «пинкертонов» насчет ее нижней юбки.
– Опусти ее! – крикнула я.
Генри зарычал. Мама извивалась и орала. Кусака бил Смайли по ногам маленькими кулачками. Но маму отнесли и сунули в повозку, а потом и всех нас с нашими убогими пожитками.
– Такова политика компании, мадам, – улыбнулся Смайли. – Ничего не поделаешь.
По сей день я надеюсь, что в аду самые ужасные орудия пыток ждут прибытия Гарольда Смайли.
Мы провели ночь на полу в депо. Планов у нас не было. На ужин мы погрызли крекеров. Чтобы развеселить нашу мрачную компанию, я достала из кармана секретный мешочек с деньгами, который хранила для себя.
– Где ты их взяла? – спросила мама с упреком. – О, так много?
– Графиня. Она велела сохранить их на черный день.
– Ангел рабочего поселка, – просияла мама. – Хватит на билеты.
Она решила вернуться в Ратленд. Тетя Тереза приютит нас снова. Кюре поможет маме найти работу швеи, а мне подберет в приходе мужа. Эта перспектива повергла меня в уныние, я чувствовала себя так, словно тону и вода заполняет легкие. Но дьявол припрятал двадцать пять долларов из бархатного мешочка мне в карман. Денег, которые я им отдала, хватало на три билета, не на четыре. И пока мы сидели в депо на своих пожитках, я набиралась храбрости сказать им, что у меня есть собственный план.
– Поезжайте без меня, мама. Я буду работать в газете и пришлю еще денег. Как только накоплю достаточно, приеду к вам.
Но я знала, что не приеду. Я попытаю счастья здесь, на Западе.
– Сильви, – воскликнула она. – Моя единственная дочь.
– Я остаюсь из-за денег, – сказала я, не признаваясь в том, что была еще одна причина: Джейс Паджетт.