Проходя по маршруту доставки, я оставляла стопки «Рекорд» возле салуна, в прачечной, в холле гостиницы «Ласточкин хвост». Горожане вели себя дружелюбно, как и с любым безобидным знакомым явлением. «Привет, Сильви! Что нового? Доброе утро, дорогая». Я отвечала им храбрым взглядом, но замечала жалость в их глазах. Слышала, как они цокали языками мне вслед. «Бедная девочка, одна в шахтерском городке без матери». Я была темой для разговоров и рисковала покрыть себя позором.
Всю весну я высматривала повсюду отца, словно он вот-вот должен был появиться из тумана. На берегу озера, где он однажды швырял камешки: четыре-пять-шесть отскоков – все еще расходились круги. Я видела его в камышах, в черном дрозде с красными крылышками, который сидел на ветке, склонив голову и уставившись на меня. «Привет, папа», – сказала я. Он взъерошил свои красные эполеты и разразился песенкой «чик-чирик». Целая стайка поднялась с камышей, закрутилась в воздухе, словно выводок рыб, и опустилась на дерево: ветки его словно ожили. Но отца нигде не было. Он исчез. Я не говорила ни о нем, ни об уехавших в дальние края родных. Я в одиночестве лежала в своем чулане и читала письмо от матери. Доехали они, милостью Божьей, благополучно. Генри снова пошел в школу. Кусака выучил алфавит. «Ты не забываешь молиться?» – спрашивала мама. Она ни слова не написала о нашем бедном папе. Только Отцу Небесному поверяла она свои страдания. «Просишь ли Его защитить тебя и простить твои грехи?»
Я не просила. Молитвы бесполезны. «Все хорошо», – написала я в ответ и отправила ей деньги, половину своего заработка.
В середине июня мистер Коббл из лавки отказался брать «Рекорд».
– Убери отсюда этот корм для бродяг.
Он был одним из винтиков компании. Перед лавкой лежала стопка «Патриота», вечно метавшего копья в мисс Редмонд.
ПАТРИОТ:
ДОЛОЙ АГИТАТОРОВ
Мисс Редмонд публиковала остроумные ответы, основанные не на клевете, а на фактах.