Золотая чаша

Мегги стояла и смотрела на него, затаив дыхание, держа в руке аккуратно сложенную телеграмму, словно некую драгоценность. Из-за этих нескольких напечатанных слов случилась вдруг совершенно необыкновенная вещь. Как-то вдруг почувствовалось, что он на ее стороне, он принадлежит ей так полно, сильно и глубоко, что это ощущение казалось новым и непривычным, будто принесенным морским приливом, расшатавшим его, завязшего в прибрежном иле, и вынесшим на поверхность. Что удержало ее в эту минуту, что помешало протянуть руки ему навстречу, припасть к нему? Вот так же в прошлом, при мысли о них с Шарлоттой, ей столько раз хотелось броситься к отцу. Но она не позволила себе такой неосторожности, хотя сама не могла бы сказать, откуда взялись у нее силы. Сложив наконец телеграмму, она сказала только то, что было необходимо.

– Я просто хотела, чтобы ты знал. Чтобы как-нибудь случайно не разминулся с ними. Ведь это в последний раз, – сказала Мегги.

– В последний раз?

– Как я поняла, они собираются попрощаться. – И Мегги улыбнулась, это ведь всегда можно. – Они приехали на официальную церемонию прощания. Хотят все сделать, как полагается. Завтра они уезжают в Саутгемптон.

– Если они хотят все сделать, как полагается, – заметил князь, помолчав, – почему не придут хотя бы пообедать?

Чуть помедлив, Мегги все-таки без особого труда справилась с ответом:

– Конечно, мы их пригласим. Тебе это не будет тяжело. Но они ведь так заняты!

Князь выразил удивление:

– Так сильно заняты, что не могут… Что твой отец не может посвятить тебе свой последний вечер в Англии?

На это ответить было сложнее; но у Мегги было припасено свое средство на такой случай.

– Возможно, они как раз и собираются предложить что-нибудь в этом роде – чтобы нам всем вместе куда-нибудь пойти. Но только для полной завершенности нужно бы еще позвать Фанни с полковником. Она ясно дает понять, что не хочет звать их к чаю и намерена отделаться от бедняжек с утра пораньше. Они хотят увидеться с нами совсем без чужих, а что приглашают всего-навсего к чаю, – прибавила Мегги, – так же, как Фанни с полковником – всего-навсего на ланч, так, может быть, это потому, что последний вечер в Лондоне оставляют друг для друга?

Мегги говорила то, что приходило ей на ум. Она была не в силах промолчать, хоть и чувствовала, что словно бросается в омут очертя голову. Но, может быть, так и нужно, если хочешь разделить с любимым последний день его тюремного заключения? С каждой минутой она все сильнее ощущала, что словно бы живет вместе с ним в его темнице. Немного похоже на то, как арестованные французские аристократы во времена террора в ожидании казни устраивали пирушку или затевали возвышенную беседу. Если она позабыла всякую осторожность, так бдительно соблюдавшуюся в прошедшие месяцы, это надо понимать очень просто: слишком уж близка цель, ради которой она трудилась, вот и стало невозможно сохранять ясность мыслей. Возможно, муж и впрямь подумает, что она совсем потеряла голову, ведь он не знает, что неожиданная свобода ее речи – всего лишь отражение сосредоточенного желания броситься ему на шею. Не знает он и того, что Мегги, оказавшись рядом с ним, таким рискованным образом пытается обмануть тревогу ожидания. В эпоху Французской революции у осужденных на казнь не было этой неизвестности, эшафот ждал их наверняка, а телеграмма от Шарлотты, напротив, обещала освобождение, если только не случится какой-нибудь непредвиденной ошибки. Но все дело в том, что князю это было далеко не так ясно, как ей; Мегги столько сил положила, добиваясь этой ясности, прорываясь к свету, что теперь видела воочию падающие сквозь прутья решетки лучи, окруженные множеством ангельских головок, какие являются в бредовых видениях несчастным закованным узникам. Мегги знала, что завтра же будет с раскаянием вспоминать, как гулко забилось ее сердце в предвкушении: скоро они наконец-то останутся одни. Позже, на досуге она будет судить свою торопливую готовность отмахнуться от любых затруднений, помимо присутствия тех двоих, которому все никак не придет конец. Да уже и в следующую минуту, заметив выражение лица мужа, Мегги поняла, что чересчур упрощает. Да и было чему удивляться, слушая ее речи о том, что те двое якобы нуждаются в уединении.

– Но ведь… разве… они ведь не друг с другом расстаются? – спросил Америго.