Золотая хозяйка Липовой горы

Звуков, обычно сопровождающих утехи, слышно не было. До его ушей долетали лишь непонятные обрывки разговора. Он и длился-то всего ничего. Так что когда угр неожиданно появился в дверях, сельвун первым делом обратил внимание на его руки – не забрал ли тот серебряную чашу обратно, раз дело не выгорело. Но переживания были напрасны: гость с довольным видом прошествовал мимо, даже не взглянув на мужа.

Жена рассказала, что сегодня перед рассветом их дочь велено привести к воротам, ведущим из городища к горе, и чтобы мох меж ног не был менян с вечера. Услышав такое, мужчина лишь брезгливо сплюнул: «И чего эти шаманы только не учудят!»

Рысы разбудили, когда окно хизбы, затянутое лосиным пузырём, ещё даже не обозначилось светлым пятном на фоне тёмной стены. Внизу живота она сразу же ощутила доселе неведомую, хотя и не сильную, тянущую боль.

Отец следовал чуть поодаль. Он не хотел упустить момента, если вдруг Золотой шаман вздумает сразу же отблагодарить родителей своей избранницы. Но эти надежды оказались напрасны.

Чекур встретил их один. Он принял девичью ладонь из материнской руки и пошагал в гору, прочь от распахнутых стражниками ворот. У Рысы прошла вся сонливость, страх вытеснил её отовсюду, согнал даже с самых кончиков ресниц. Девочка попыталась вырваться и вернуться к матери, но та, заметив это движение, отчаянно замахала руками, как сорока в полёте, приговаривая: «Так надо, так надо…»

Когда они взошли на гору и остановились у самой Золотой Богини, шаман засунул руку ей между ног и достал оттуда набухший от кровяных вод пучок мха. Его он положил на жертвенный камень. Запястье Рысы лизнуло лезвие кинжала, и кровь, сначала капля за каплей, потом слившись в тонкую струйку, потекла всё на тот же мох. Хотя это кровотечение и не было продолжительным, шаман остановил его, поднеся губы к ране и прошептав всего несколько слов. После этого он отпустил руку девочки и словно забыл о её существовании.