Золотая книга сказок

С самого начала отношение Немцовой к сказкам отличалось от отношения к ним ее предшественников. Она была, прежде всего, далека от механического фиксирования всего фольклорного материала и сохранения точного содержания и формы народного пересказа. Кроме того, от своих предшественников она отличалась и тем, что не считала народные сказки простым свидетельством древности национальных традиций. Многие из них ей были известны благодаря близкому контакту с народом. Немцова своевременно догадалась, что в сказках, кроме богатой фантазии простых людей, нашли свое отражение многие наблюдения из каждодневной жизненной действительности. Обрабатывая прозаические формы народной словесности, писательница никогда не забывала этого и в большинстве случаев сохраняла лишь «ядро» народного повествования. Руководствуясь собственным чутьем, она избавлялась от ненужных подробностей или же, наоборот, добавляла новые, давая полную свободу своей фантазии и развивая интересный сюжет. Немцова дополняла и поэтизировала повествования, сохраняя при этом «дух» народной сказки, одновременно соблюдая принципы народного сказительства и не нарушая его этические нормы. Она сама об этом написала в письме А. Челаковской: «Я не могу написать сказку так, как иногда слышу ее — совершено искаженной и испорченной. Там, где нужно, я добавляю от себя, а то, что мне кажется ненужным, я выбрасываю». Писательница развивала мотивы народных сказок, дополняла их своими собственными мыслями, создавая, таким образом, новые произведения, одаренные ее собственным идейным и эстетическим замыслом.

При создании сказок Немцова нашла свой особый художественный стиль и постепенно совершенствовала его. Но уже в самом начале ее творчество отличали особые черты: простота и непосредственность словесного выражения. Эти особенности писательница заимствовала из живой народной речи, прежде всего, из той, которая звучала в краю ее детства. «Ее язык не подхвачен на лету, а своими корнями уходит в глубину веков», — так метко охарактеризовал язык сказок Божены Немцовой Юлиус Фучик.

Такой подход к народным сказкам был совершенно новым явлением для того времени, и художественная практика не встречалась до тех пор ни с чем подобным. Поэтому не удивительно, что некоторые консервативно настроенные литературные критики того времени не одобряли этого новшества. К их числу принадлежал и Якуб Малый. Еще до Немцовой он сам составил сборник народных сказок, который однако не нашел отклика в силу того, что являлся скорее выражением ничем не обоснованных амбиций автора, нежели произведением, приближавшим истинное народное искусство. Малый не оценил в должной мере стремления Немцовой и считал, что ее «побасенки» лишены какой-либо художественной ценности. Однако остальные представители движения за народное просвещение — поэты, писатели и ученые — Ф. Л. Челаковский, К. И. Эрбен, Й. К. Тыл, К. Г. Боровский, Я. Е. Пуркине, К. Сабина — приветствовали с восторгом «Народные повести и предания», оценив их художественное новаторство и правильно предвидя то положительное влияние, которое они в будущем смогут оказать на развитие чешской художественной прозы.

Сказки и рассказы Божены Немцовой завершили процесс, благодаря которому сказка стала составной частью чешской литературы эпохи просвещения. В словацкой литературе протекал аналогичный процесс благодаря поколению штуровцев, с которыми Божену Немцову связывал не только возраст, но и одинаковые творческие идеалы. Идейные отправные точки их творчества, ориентировка на потребности народных масс, их стремление улучшить условия жизни народа и всего общества были ей близки и понятны. И она приветствовала революцию 1848 года, видя в ней зарю нового времени, а позднее не скрывала горечи, будучи свидетельницей тяжелых последствий ей подавления и репрессий, легших на плечи простого народа. И она, как и многие штуровцы, долгие годы страдала от гонений и преследования за участие в революционном движении, за открытое выражение своего отношения к политическим событиям. Правда, общность основы этих проблем Немцова осознала позднее, тогда, когда она установила непосредственный контакт со Словакией и лично познакомилась с некоторыми штуровцами (Янко Кралем, Само Халупкой, Яном Францисци), а через них со словацкой жизнью и культурой. Это произошло в первой половине пятидесятых годов (1851–1855 гг.), во время ее четырех поездок к мужу, который был переведен на службу в тогдашнюю Венгрию.