Эмбер спрыгнула на крышу, легко съехала по скату вниз, ловко поймала пальцами знакомый выступ и перепрыгнула через переулок на другую сторону. Крыши домов на улице Бургун для неё всё равно, что авеню. По ним, не спускаясь на мостовую, она может добежать до самого порта, избегая нечистот и ненужных прохожих. Да и вряд ли кто погонится за мальчишкой, скользящим в рассветных сумерках по черепице и прыгающим с крыши на крышу, словно ловкая обезьяна. А если кто погонится, то на этом пути у неё нет преград.
Таких, как она, местные жители зовут каррейро — бегун. В бедных кварталах это не роскошь, а скорее, необходимость, чтобы скрыться от погони. Словно тени, словно ягуары, каррейро перемещаются, используя как опору любую подвернувшуюся под ноги и руки поверхность — крыши, столбы, балки, перила и стены. Скользят, перекатываются, прыгают… Крыши — их стихия, здесь их не поймать и не догнать жандармам, ищейкам или охотникам за головами. Но вот Голубой холм — другое дело.
Там всё подчиняется иным законам.
Эмбер добралась до площадки подъёмника и одёрнула мешковатый пиджак, приводя себя в порядок. Пару сентимо, и вот уже корзина поднимается вверх, на другую площадку, от которой дальше по холму ходит омнибус.
На нём она добралась до самых ворот, ведущих на Верхний ярус, где уже толпилась очередь желающих попасть на Голубой холм. В основном, это работники и слуги, которые с рассветом уже должны быть в господских домах. Но все те, кто не живёт на холме, должны сначала пройти через досмотр охраной и ищеек. И в этой проверке таилась отдельная опасность. Охранники и их ищейки натасканы на то, чтобы находить эйфайров.
Эмбер, хотя и выпила настойку страстоцвета, который успокаивает и притупляет страх, не позволяя ауре наливаться золотом, но всё равно беспокойство щекотало ноздри. Охранник и монета − это хорошо, а вот ищейки…
Она стояла среди работяг, как и она, одетых в серую потёртую одежду, и, засунув руки в карманы, старалась не смотреть по сторонам. У каждого из желающих попасть на Голубой холм должен быть браслет — разрешение на работу. У неё тоже был, и она показала его охраннику, а вместе с ним незаметно сунула в руку монету Джарра, надеясь только на одно, что если это не сработает, то она успеет вырваться и убежать. Но охранник, быстро спрятав монету, как ни в чём не бывало взял Эмбер за локоть и толкнул к другому выходу, гаркнув остальным:
— Не толпиться! В ту очередь идите, бездельники! Что вы, как стадо баранов, лезете все в одни ворота!
А Эмбер вспомнила свой разговор с Костяным королём.
Ищейка, настоящее исчадье Бездны, чёрная, как смоль, собака, с остроконечными ушами и тёмно-рыжими подпалинами на лапах, невозмутимо потянула носом, глядя на проходящую мимо Эмбер, и устало опустила голову на лапы. Тяжёлые веки медленно прикрыли огненно-янтарные глаза.
— Проходи! Не задерживайся! — охранник подтолкнул Эмбер в спину, и она едва не упала, выходя из узкого досмотрового коридора.
Она лишь усмехнулась такой находчивости, теперь будет знать и этот секрет, отошла подальше и остановилась, втягивая ноздрями знакомый запах цветущих ромний и жасмина. Вот он — Верхний ярус, обиталище небожителей! Не зря же этот холм прозвали Голубым. Здесь чистый воздух, чистая вода, и небо не затянуто влажными испарениями Лагуны или дымом рабочих кварталов. Здесь пахнет свежестью и цветами. И ещё богатством, которое буквально сочится из-под ворот роскошных особняков.
Как давно она была здесь?
Воспоминания зашевелились на дне души, но она тут же их подавила. Воспоминания — это эмоции. А позволить чувствам вырваться на поверхность — это всё равно, что снять с себя одежду и пойти по этим улицам голой.
Она мысленно повторяла и повторяла слова. Им научил её мастер Монгво — старый шаман, у которого в болотах Пантанала она провела несколько лет. Эти слова — особая мантра. Они позволяют отрешиться от мыслей и воспоминаний и обрести спокойствие.
Старый шаман мудр. Но если бы отбросить всё было так легко!