Золотая лоция

Вечером, когда багряное солнце коснулось горизонта, там, бесконечно далеко, за Франконской землёй, вверх по Одре, ушёл челн с Хитроком, десятью полтесками и Крозеком. До этого, как и обещал Рагдай, из Вука варягами была привезена жена Крозека и его дети. Эйнар, который с трудом разыскал её в хлеву, в соломе, вместе с детьми, отчаявшуюся уже увидеть мужа, привёз и тело Гура. Сказал, что двор был заперт, убитого полтесками чужого не было. Был след крови, где он упал, где его перевалили через ограду, по следам было видно, как волокли его до ворот. Дальше все затоптали. Полтески молча унесли тело Гура в лес. На пристани их остановили сторожа маркграфа. Но выручил казначей, который помнил Эйнара в лицо. Разметав шалаши и костровища так, что никто не смог сказать бы, сколько тут стояло людей, войско двинулось против течения. К этому времени было уже совсем темно.

Глава пятая К ОДРЕ

На третий день пути, после того как Вук был оставлен и последняя стража маркграфа Гатеуса окликнула с обрыва череду незнакомых ладей и челнов, фризская Саксония кончилась. Начала меняться и сама Одра. Идущие, как повелось впереди, стребляне часто плыли в устьях бесконечных ручьёв, речушек, в заводях, замысловатых поймах. Проводник из Вука тут оказался бессилен. Казалось, все пространство между Бубром и Одрой, там, за кромкой прибрежного леса, состояло теперь сплошь из ключей, источников, болот и озер. Тут было царство выхухолей, росомах, бобров. Утки поднимались на крик, как пчёлы от потревоженной борти. Над ними непременно висела пара соколов. В осоке шныряли лисы, рычали утробно рыси. Лебединые пары сплетали шеи и целовались, и солнце выхватывало яркими пятнами разворот их крыльев белого шёлка.

Невесть откуда взявшаяся чайка летала над ладьями. Она одиноко звала, плакала. Её непрерывное кружение, мощные взмахи крыльев привлекли пару беркутов. Они ринулись наперерез чайке. Наверное, это было их небо. Люди не видели, чем закончилась схватка, унесённая ветром к горам…

Рыбы здесь было много. Щук длиной менее локтя стребляне уже презрительно швыряли обратно. Ладри острогой с челна зацепил сома весом с него самого. Ацур и Свивельд невольно приняли участие в борьбе. Перевернув чёлн, сом победил. Склавяне недоумевали, почему безлюден этот край. Варяги пожимали плечами. Берега иногда открывали взору заброшенные частоколы, рухнувшие кровли, рыжие холмики обожжённой глины с чёрными от сажи столбами идолами. Обильные белые россыпи черепов — лошадиных, козьих, иногда человеческих, а чаще турьих — у оград подле алтарей и на шестах вокруг указывали на незапамятную старину капищ. Пройдя ночь, день и ещё ночь среди этого безлюдного изобилия, Стовов решил жертвой укрепить расположение богов к своему воинству.

В известняковой, четырёхлицей фигуре, установленной кем то на самом краю осыпающегося берега, на стрелке, между безымянным ручьём и Одрой, увидел он знак. Бурундеи, полтески, стребляне, черемисы без труда узнали это божество: волосы — молнии, руки — ветви Матери Богов Берегини. Её основание окружал хоровод вырезанных из дерева коней и преклонённых богов неба и подземелья. Никого не смутили письмена на плоской её шапке: совсем древние, почти затёртые руны, явно степная упряжь деревянных коней и изогнутые, как турьи рога, луки в руках богов. Это была она, Берегиня.