Золотая лоция

Все уже разошлись. Улеглась пыль. Полтески заняли своё прежнее место у шатра. Семик с мечниками расположились шагах в десяти, тихо переговариваясь. Ацур и Ладри стояли неподалёку и смотрели на реку. Собравшись зайти обратно в шатёр, Стовов неожиданно остановился.

— Хитрок! — послышался крик дозорного.

Рагдай вздрогнул, двинулся в сторону Одры, Стовов за ним. Махнул рукой Семику и полтескам, чтоб не отставали. Пошли по стану. Вои, завидя князя, почтительно вставали. Даже варяги. Справа, у утёса, возобновились стреблянские игрища. Слева опять затеялись скачки, послышался Мечек:

— Упустил, раззява! Вит, лови её теперь!

У крайнего шалаша Стовов заметил серую, лысую фигурку сидящую у котла промеж варягов. Бросился в глаза оловянный крест на груди.

— Это ещё кто среди воев? — Стовов приблизился, ткнул пальцем. — Монах?

— Монах, — согласился Рагдай. — Торн, что это за человек?

— Проповедник из Кёльна, — подтвердил, поднявшись, Торн. — Покормили. Он ведает о богемцах, Само и Дагобере Франконском.

— Монах Руперт, — вкрадчиво представился незнакомец.

— Гнать его, — распорядился Стовов.

Рагдай не согласился:

— Надо расспросить, что за человек. Почему здесь. Не спускайте с него глаз.

Торн кивнул. Стовов махнул рукой:

— Ладно.

Трое полтесков Хитрока уже бросили вёсла, попрыгали в воду, начали затягивать челн на берег. Стовов и Рагдай с провожатыми поспешили навстречу. Хитрок был сосредоточен.

— Что город, то норов. — Он покосился через плечо назад, где в пяти сотнях шагов, наискосок через стальную гладь Одры, виднелся на холме Вук.

— Взял? — Стовов нетерпеливо заглянул в чёлн. Там, на дне, в грязной жиже, лежал бесформенный куль, завёрнутый в дерюгу. По его знаку вои начали переваливать куль через борт.

— Как было дело, Хитрок? — Рагдай глядел, как куль шлёпается на песок, начинает брыкаться, кряхтеть, нечленораздельно мямлить.

— Было за полночь. Порыскали. Нашли. Не спал. Волк всё линяет, да норов прежний. Взяли его тихо, пёс не тявкнул. Но всякая нечисть находит своё поганьё. Четверо. Головы завязаны. Пришли тише, чем мы. Сразу в ножи. Убили Гура.

Тут был перерезан последний ремень, куль развернулся, и солнце осветило скрюченное тело; кисти рук привязаны к щиколоткам, во рту пеньковый кляп, рубаха синего шёлка пропитана кровью.

Один из полтесков нагнулся, схватил связанного за волосы на затылке, рывком повернул его лицо вверх.

— Да. Это Крозек. Псарь, — кивнул Рагдай. — Ранен?

— Кровь Гура, — ответил Хитрок. — Мы бились во тьме, пока не убили одного из чужих в ответ. Твёрдое против твёрдого хорошо не бывает. Ночь покрыла всё… Уходить надо, князь. Шум был. К вечеру уходить. — Тут только стало видно, что кольчуга Хитрока на груди слева лопнула, разошлась, болтается лоскутом, а левая рука висит вдоль тела безжизненно, синюшная, распухшая.

— Ты точно уверен, воевода, что те четверо пришли именно за Крозеком? — Рагдай, сдвинув плащ с левого плеча полтеска, покачал головой. Из за спины всё ещё недоумённого Стовова возник Креп. — Креп, потом наложи ему нашу мазь. Сильный перешиб.

Хитрок отстранился:

— У меня свой знахарь есть. А те пришли за Крозеком. Точно. Кляпец ему вынь прочь. И ремни прочь, — сказал он одному из полтесков.

Крозека высвободили, выдернули кляп. Он едва смог самостоятельно встать на четвереньки, затёкшие конечности не слушались.

— Зачем старуху мою убили, зачем Честа? — Он захрипел, закашлялся, безобразные отростки на месте ушей сделались пунцовыми.

— Это не мы, — холодно сказал Хитрок. — Это другие.

Когда Рагдай перевел Крозеку сказанное полтеском, псарь поднял на окружающих перекошенное лицо, с него, казалось, стекала ненависть. Он посмотрел на Рагдая:

— А а, и ты тут, фриз. Пытать будешь?

— Дайте ему пить, — отвернулся тот. — Странное дело, князь. Клянусь всеми богами.

— Да? — Стовов с интересом оглядывал псаря. — Его хотел захватить кто то ещё? Кому нужен псарь калека с клеймом на лбу?

— То то и странно. — Рагдай прикрыл веки. — Кому, кроме нас, нужен псарь калека, ведающий место, где Ирбис хан держал груду золота с печатями Суй… Просто убийцы? Те, кто потерял золото на его собачьих боях, могли назавтра отыграть втрое. Тем более что те, кто сцепился во тьме с полтесками, воями были не последними, явно не рыбаки, не бочары. Маркграф? Мог просто прийти днём и надеть на шею верёвку. Клянусь небом, это из за золота Суй.

Рагдай открыл наконец глаза и увидел Стовова в том состоянии, которое помнилось ему со времён сечи в канун Журавниц, в Тёмной Земле, подле Медведь горы. Щека задёргалась, глаза застекленели.

— Нужно просеять лес, нужно пожечь Вук, изловить и запытать всех. И Гатеуса тоже. Его подарочный пояс я верну. Послать вверх и вниз по Одре стреблян. Переловить челны. Клянусь молниями Перуна, я подомну их. Ишь! — Голос князя гудел. У ближайших шалашей возникло новое беспокойное движение.