Золото

Я все равно укладываю их на лопатки, но металлический привкус во рту наполняет меня гордостью.

Солдаты, наблюдающие за боем, громко кричат, а я готов вызвать еще конкурентов, но Райатт вдруг объявляет о завершении поединка.

Я грозно смотрю на него, когда он встает рядом.

– Мы можем продолжить, – говорю я.

Его лицо, влажное от дождя, но теперь, когда он обрил голову, ему не приходится иметь дело с мокрыми волосами. А еще на нем нет влажного шлема.

– Нет. Мы закончили.

Он наклоняется и помогает встать одному из солдат, которых я уложил. Мужчина улыбается мне окровавленным ртом и выходит вместе с остальными из круга.

– Вы слышали командира Райатта! – кричит сзади Джадд. – Возвращайтесь к тренировкам!

Толпа расходится, а я поворачиваюсь и иду за братом к навесу на краю круга. Он кидает тренировочный меч, и я следую его примеру, но мои вены пульсируют от раздражения.

– Я хотел продолжать.

Туника липнет к телу Райатта от пота и дождя – в отличие от меня он не надел доспехи. Еще один пример, как отличаются друг от друга Рип и Райатт. Он даже больше не носит черную одежду: туника на нем белая, а брюки коричневые.

– Да ты взгляни на себя, – говорит он, смотря на меня так, словно замечает мой свирепый взгляд в прорезях шлема. – Проклятие, да тебя уже шатает.

Я смотрю вниз. Да, земля и правда немного накренилась.

Он резко кивает.

– Пойдем.

Я еле сдерживаю колкий выпад и иду за ним. Джадд стоит у забора вместе с Кегом. У повара в волосы вплетены деревяшки, а на лице сияет улыбка.

– Привет, бывший командир, – весело здоровается он. – Проголодались? Могу что-нибудь сварганить.

– Нет, спасибо, Кег. – Качаю я головой.

Он нерешительно смотрит на меня.

– Уверены? Думаю, даже я бы сейчас вас вырубил. Один быстрый пинок под зад – и вы ляжете.

Я сдерживаю смешок и приподнимаю бровь.

– Хочешь проверить эту теорию?

Кег задумывается, но быстро качает головой.

– Нет. На самом деле, я не против. Но мне нужно накормить солдат, так что… много дел. Лучше я пойду. – Он хлопает Джадда по плечу, для проформы кивает нам и уходит с солдатами.

– Знаешь, думаю, он и правда мог тебя вырубить, – говорит Джадд, когда мы втроем возвращаемся в замок. – Хило выглядишь.

– Не начинай, а.

– Сколько ты спал вчера после боя? – спрашивает Райатт.

Один час. Но ему необязательно это знать.

– Достаточно.

Он качает головой.

– Ну да, конечно.

Мне отрадно видеть, как солдаты уступают Райатту дорогу. Они расступаются, наклоняют головы, встают по стойке смирно, отдают честь. Некоторых он приветствует по имени, проходя мимо них с уверенностью, которой я прежде в нем не замечал – во всяком случае, когда он прикидывался мной.

Я слышу их разговор с Джаддом, но они правы. Мне конец. Теперь, когда меня покидает боевой дух, голова кажется тяжелой, мышцы сводит судорога. Я все утро пытался открыть портал, а потом пошел к бойцовскому кругу. Теперь моя гнилая грудь чертовски болит, и у меня едва хватает сил пройти мимо конюшен к деревьям, где я оставил Герба.

С помощью Райатта снимаю доспехи и прячу шлем, втягиваю шипы и чешую, а потом надеваю рубашку, которую храню в седельной сумке.

– Теперь попытайся поспать больше гребаного часа, или клянусь, я реально тебя вырублю, – ворчит он, когда я забираюсь в седло.

Похоже, брат осведомлен о моем графике сна лучше, чем я думал.

Я бурчу что-то в ответ, а потом Герб взмывает в воздух и летит к Брэкхиллу. Когда мы садимся на крыше, силы полностью меня покидают.

Но не отравленная пустота в груди.

Я спотыкаюсь, идя по крыше, и спускаюсь по лестнице, не в силах ступать прямо. В попытке добраться до своих покоев, я натыкаюсь на стены. А уже там, не снимая сапог, я падаю на кровать и, поморщившись, переворачиваюсь на спину, затем запускаю руку в карман и вытаскиваю ленту Аурен.

Она такого же золотого цвета, как и ее глаза по ночам.

Я крепко сжимаю ее в кулаке, и на меня внезапно накатываю дни – нет, недели, – изнеможения. Они все же меня настигают. Стучат по черепушке и сковывают ноги так, что я понимаю: на сей раз я просплю больше часа. Тело как будто отключается.

Мое черное сердце бьется, отдаваясь болью и распространяя яд по всему телу. Я закрываю глаза, чувствуя, как меня начинает затягивать темнота.

Простыни еще хранят аромат Аурен, и я цепляюсь за эти воспоминания о ней. Гниль в груди поднимается все выше и выше, словно тянется к ней.

И я наконец – наконец – засыпаю.

И мне снится она.

* * *

Она окутана солнечным светом.

Я вижу только сияние и ощущаю тепло, словно она сама меня окружает. Аурен всегда была лучезарной. Всегда пылала жаром.

Как само солнце.

Я протягиваю руку к золотистому эфиру, и она протягивает ее в ответ с таким взглядом, что у меня сжимается сердце.

Когда наши руки соприкасаются, она льнет ко мне, прижавшись к груди. Затем поворачивает голову и касается губами того изнывающего, гнилого и отравленного места в груди, заставляя меня вздрогнуть.

Всего одним прикосновением она убирает боль, которая неотступно меня преследовала и высасывала последние жизненные силы.

С моих губ срывается прерывистый вздох.