Золото

Он округляет глаза, а мои слова словно разносятся по всему переулку, повиснув в воздухе. Словно их ловит омерзительная, запутанная сеть, из которой мне ни за что не выбраться.

Чем дольше он молчит, тем сильнее моя боль.

– Ты должен был просто убить меня, и тогда бы я не натворила столько бед. – Я поднимаю руки, показав ему порезы, которые никогда не заживут, хотя сейчас они кровоточат и шелушатся, а кожа посинела. – Если бы ты исполнил свое чертово задание, тогда я бы вообще не попала в Седьмое королевство. Не отдала бы свою кровь, и Орея бы не истекала сейчас кровью тоже! – хлестко кричу я и, подняв кулаки, начинаю бить Доммика в грудь.

Он не пытается защититься от моих ударов, и это еще сильнее меня злит.

– Ты должен был меня убить! – кричу я, нанося ему удары снова и снова, но мои же слова сокрушают меня – каждое в отдельности ложится тяжким грузом.

Доммик продолжает смотреть на меня, а вокруг нас клубятся его тени. Если бы я могла повернуть время вспять, то встала бы на колени перед ним и с готовностью поприветствовала бы его клинок.

Но правда заключается в том, что моя смерть никого бы не взволновала. Никто не стал бы меня оплакивать.

Из уголков глаз скатываются кристаллики слез, царапая кожу.

– Сделай это, – выплевываю я, а затем, наклонившись, выхватываю его клинок из ножен и вкладываю ему в руки. Доммик отказывается его брать, и тогда я пихаю ему кинжал, заставляя обхватить пальцами рукоять. – Ну же, давай!

Я требую этого.

Умоляю.

Умоляю, чтобы он нанес мне удар, который я заслужила.

Доммик замирает, а я не могу дышать от слез, от которых меня выворачивает наизнанку.

– Ну же, убийца. Сделай то, что должен, – подначиваю я.

Глаза Доммика вспыхивают, и он меняется в лице, скривив рот и исторгнув:

– Нет.

Сердце бешено бьется в груди, и я сжимаю кулаки, отчего израненные ладони горят от боли.

– Почему?

Он неожиданно выкидывает руку вперед и хватает меня за горло. От удивления я втягиваю воздух, когда Доммик прижимает меня к стене, придавив к ней своим телом.

– Ты не хочешь умирать.

Я презрительно усмехаюсь ему в лицо.

– Нет, хочу.

Он окидывает меня взглядом, словно желая отыскать чувства, которые я старалась спрятать.

– Малина, ты пыталась их предупредить. Пыталась защитить. Ты сделала все, что могла!

– И потерпела неудачу! – гаркаю я в ответ. – Потому просто хочу, чтобы ты убил меня и покончил с этим!

Он еще сильнее хватает меня за горло, а его тени беспорядочно мерцают вокруг нас, когда Доммик наваливается на меня с таким гневом, что внутри у меня все сжимается.

– В жизни не всегда получаешь то, что хочешь.

– Я не хочу ничего, кроме смерти.

На его губах появляется жестокая ухмылка.

– Правда?

Внизу живота разливается жар, но мне удается кивнуть.

– Да.

Доммик надавливает большим пальцем, затрудняя мое дыхание, отчего голова кружится, и просто удерживает меня на месте.

– Хочешь смерти? – цедит он сквозь зубы. Его вызов бьет в лицо, и каждый удар меня распаляет. – Я и есть твоя чертова смерть. Я буду пожирать тебя так сильно, что тебе не захочется смерти, поскольку никакая смерть не освободит тебя из моей власти.

У меня замирает сердце. В мыслях пустота от его мрачной клятвы.

Когда он наклоняется еще ближе, я дрожу от желания, всем телом ощущая его близость. Вместо жгучей паники, вместо ледяного горя чувствую только всеобъемлющее тепло.

– Ты моя, Малина, – грохочет Доммик, и его заявление дождем пропитывает меня насквозь. Разливается по моему телу неумолимым жаром.

– Правда? – с вызовом спрашиваю я, надеясь – нет, умоляя, – что он его примет.

Доммик сжимает руку на моей шее и запрокидывает мою голову, а потом проводит губами по подбородку.

– Да. Так что можешь желать гребаной смерти сколько угодно, но ты ее не получишь. А сейчас я покажу тебе, каково это – жить.

Услышав его слова, я вспыхиваю, а он прижимается губами к моим губам.

Кинжал со звоном падает на землю.

Я с отчаянием отвечаю на его поцелуй, приоткрыв губы и неистово сплетаясь с ним языком. Его поцелуй резкий, почти жестокий. Словно Доммик наказывает меня за те слова и доказывает, что я действительно принадлежу ему.

Он и доказывает это, покусывая острыми зубами и лаская языком, крепко хватаясь за мою шею и впиваясь в нее с такой силой, что на моей бледной коже останутся синяки. Действиями показывает мне, что я не должна сдаваться. Что каждое мое ощущение принадлежит ему. И мне.

Нам.

И я трепещу от этих ощущений, потому что Доммик прав. Они напоминают мне о том, что я жива. Они пробуждают во мне желание жить.

– Еще, – приказываю я.

Он поднимает мою ногу, закинув ее себе на бедро, и прижимает спиной к стене, опустив руку.

– Ты уже влажная для меня?

Я поворачиваю голову, хватая ртом воздух и чувствуя, как горит лицо.

– Да.

Он прижимает руку между моих ног, и хотя нас разделяет не один слой одежды, у меня перехватывает дыхание. Он гладит меня ладонью, заставляя дрожать от желания, а не от усталости, и растапливает голодным взглядом.

– Мне это нужно, – выдыхаю я. – Ты нужен мне.

– Хочешь трахнуться со смертью? Хочешь доказать, что тоже заявляешь на меня права и оживаешь от моих прикосновений?