Она улыбается.
– И что это было за падение!
– Льяри! Льяри!
Услышав крик, я вздрагиваю. Ко мне подбегает маленькая девочка, на ее веснушчатом личике сияет улыбка. По ее векам пробегают крошечные голубые линии, которые тянутся к вискам, пока цвет ее кожи не сливается с черными прядями волос.
– Батиеллу, Льяри Улвере, – говорит она, протянув мне коричневое перо. – Это вам, Золотая.
Я опускаюсь перед ней на колени и осторожно принимаю подношение.
– Большое тебе спасибо.
Она протягивает руку к моему плащу, который распахнулся и из-под него торчит одна лента. Девочка зачарованно смотрит на нее.
– Говорят, вы птица со сломанными крыльями, но, по-моему, они совсем не выглядят сломанными. – Она берется за ленту, нежно потирает ее пальцами и смотрит на меня. – Если мы принесем вам еще перья, это их исцелит?
Внутри меня что-то сжимается. Я теряюсь с ответом, но сердце тает от ее наивности, поэтому я говорю:
– Не знаю.
Не знаю, как удалось их вернуть. Не знаю, сломаны ли они.
Не знаю, смогут ли снова двигаться.
Она задумчиво хмурится.
– Надеюсь, да. – Помахав рукой, девочка поворачивается и убегает к танцующим фейри, а я встаю и крепко сжимаю небольшое перо.
Ее поступок как будто пробудил остальных фейри, потому что спустя пару мгновений они меня окружают. Подходя и даруя перья, они снова и снова шепчут «Льяри Ульвере» и нежно водят пальцами по моим лентам. По моим волосам. По моим рукам и спине. Я еле сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть, не отстраниться или напрячься от каждого прикосновения.
У большинства фейри я вижу эмблему Вульмин Дирунии. На булавке, в вышивке на носовом платке, на ожерелье, поясе, нашивке, в сережках и даже в пряжке для обуви. Птица со сломанными крыльями, символ рассвета, незаметно вплелась в каждого из них, как безмолвный знак.
Как тихое заявление.
Они смотрят мне в глаза, их взгляды полны обожания, а прикосновения – благоговения.
Они смотрят на меня так, словно я достойна их доверия.
И когда каждый подходит, чтобы посмотреть на меня, улыбнуться, прикоснуться или заговорить, я понемногу расслабляюсь. Уплотненный грунт моей неуверенности вспахан, и мои зачахшие корни оживают и крепнут. Потому что я больше не чувствую себя чужой.
Когда все дарят мне по перу, их оказывается так много, что они не помещаются у меня в руках. Я чуть не разражаюсь слезами, стоя с полными руками перьев и полным чувств сердцем.
Потому что… я всегда этого хотела – признания.
– Видите? – спрашивает Ненет. – Понимаете, что они видят, когда смотрят на вас, Льяри Ульвере? Вы – их надежда.
У меня не находится слов, чтобы ответить на их признание, но очень хочется, чтобы они нашлись. Хочется выразить, как я польщена тем, что они для меня делают… и что я вовсе не заслуживаю такой преданности.
Но, возможно, я смогу.
Я смотрю, как они танцуют вокруг позолоченного кольца из цветов, задевая юбками и брюками лепестки Сайры, и с улыбкой смотрят в пастельное небо.
В то самое небо, с которого упала Сайра. На то поле, которое расцвело для нее, а теперь цветет для меня. Намеренно или нет, но мое возвращение отразилось на всем Эннвине, и перемены пошли отсюда. Прямо сейчас.
Может, этот портал действительно открылся здесь не просто так.
И, возможно, Слейд не сможет меня найти… пока я не найду себя.
Глава 18
Гейзел можно покинуть только одним путем.
Мы уезжаем с поля с полной повозкой цветов и теперь можем повернуть на единственную дорогу, которая ведет из города. Во время сбора урожая это обычное явление, когда по ухабистой дороге проезжают переполненные повозки, везущие душистые цветы на продажу в соседние города. Мы оставались в повозке почти весь день, чтобы не вызывать подозрений, будто это еще одна фермерская телега, покидающая Гейзел.
Когда я в последний раз ухожу с поля, у меня остаются корзины, полные перьев, и сердце, полное надежд. Мы с Ненет сидим рядышком и легонько покачиваемся в такт движению колес, а вокруг нас нагромождено большое количество цветов Сайры. Наша закрытая повозка наполнена ароматом цветов, пахнущих, как самое сладкое море.
Воистину – ее безводная синева.
Наступает вечер, и солнце скрывается за облаками, которые отливают голубизной, оставляя синяки на лавандовом небе. Воздух наполняется влагой надвигающегося дождя, вдалеке слышен гром, грохочущий как волны.
Когда мы подъезжаем к главной дороге Гейзела, с крыши капают крупные капли, хотя толстая парусина не пропускает влагу. Вскоре начинается ливень, и из-под копыт лошади, ступающей по лужам, в разные стороны летят брызги.
Здесь шумно – возможно, поэтому я ничего не слышу сразу. Но повозка внезапно останавливается, и наш извозчик громко произносит что-то. Рядом ходят люди, и сквозь бурю удается расслышать голоса.
Ненет резко переводит на меня серые глаза.
– Ваш капюшон! – шипит она и надевает свой.
Я натягиваю капюшон на голову, и в ту же секунду люк в задней части тележки со скрежетом опускается, и мы видим изможденное лицо нашего кучера.
– Быстрее! Они досматривают повозки!