Когда раздался звонок, Зорина, увидев, что это Слободянская, побледнела от волнения. Ей показалось, что она знала, зачем понадобилась старушке.
– Алло?
– Это Катенька?
– Да, Валентина Михайловна. – Журналистка почувствовала, как лоб покрывается каплями пота. – Слушаю вас.
– Вы просили позвонить вам, если я вспомню, – сказала старушка. – Так вот. Я вспомнила. Слышите? Наконец-то вспомнила.
Зорина сжала телефон запотевшими ладонями:
– Вспомнили что?
– То, что папа называл кошельком. Это находится в Балаклаве. Мы часто гуляли возле того места всей семьей. Если бы я поехала туда, я бы разыскала это без труда…
Выслушав рассказ женщины, Катя, задыхаясь, проговорила:
– Прошу вас, никому об этом не говорите, пока я не разрешу.
– Но я уже сказала, – растерянно произнесла Слободянская. – Разве это повредит мне?
– Лучше было бы этого не делать, но ждите моих указаний. – Зорина нажала кнопку отбоя.
На негнущихся ногах она прошла в кухню, где ненаглядный Костик невозмутимо доедал кусок пирога.
– Послушай, дорогой. – Присев на табуретку, девушка вкратце рассказала ему о том, что он еще не знал. – Мне надо немедленно что-то придумать. – Вдруг она хлопнула себя кулаком по лбу. – Кажется, есть идея. – Катя обняла мужа за плечи. – Костенька, скачи скорее в билетные кассы аэровокзала и заказывай четыре билета в Симферополь на завтра.
Скворцов наморщил лоб:
– Кому, кроме тебя и меня?
– Слободянской и Киселеву. Вернешься – расскажу о мысли, которая пришла мне в голову.
Оперативник безропотно надел пиджак:
– До встречи, дорогая.
Чмокнув супруга в щеку, Катя бросилась к телефону:
– Это справочная аэропорта? Когда рейс на Симферополь? А следующий? Сколько их всего? Большое спасибо.
Получив необходимую информацию, девушка позвонила Косте:
– Любимый, сделай так, чтобы никто из Слободянских не полетел утренним рейсом. Мы должны получить фору.
Проинструктировав Скворцова, Зорина связалась с Валентиной Михайловной:
– Я разрешаю вам рассказать все семье. Только одно условие – соберите всех, даже внуков. Утром я за вами заеду, и мы отправимся в Балаклаву.
Старушка ахнула:
– Я увижу свой родной город?
– Да, но никому ни слова.
Слободянская клятвенно пообещала.
Приехавший через полчаса Костик радостно сообщил:
– Взял четыре билета. Как ты просила. Вылет завтра в одиннадцать.
– Ты проинструктировал своих коллег, чтобы под любым предлогом задержали вылет кого-нибудь из Слободянских? У нас должна быть фора в два часа.
– У нас она и будет, – спокойно ответил оперативник. – Билеты я взял случайно. В самый последний момент одна семья, состоящая из папы, мамы, гувернантки и мальчика, сдала свои. У ребенка случился приступ аппендицита. Так что мы тоже могли не улететь.
Журналистка похлопала мужа по плечу:
– Нам везет. Звони Пашке, а я подготовлю Валентину Михайловну.
Ровно в одиннадцать часов самолет, покинув аэропорт Приреченска, взял курс на Симферополь.
Сидя на задних креслах экономкласса, Павел и Константин дремали, отсыпаясь за тревожную неделю. Зорину тоже разморило тепло салона, и она с удовольствием бы прикорнула в своем уголке, если бы не ее соседка, волнение которой вызвало характерную для такого возраста словоохотливость.
Страдавшая склерозом старушка, словно боясь опять забыть дорогие сердцу воспоминания, трещала без умолку, рассказывая о детстве, юности и покойном муже.
Катя вежливо слушала, молясь про себя, чтобы память не отказала пожилой женщине в нужном месте и в нужное время.
Когда молодая стюардесса объявила о посадке, Слободянская вскочила со своего места.
– Куда вы? – рассмеялась Зорина. – Мы же не в троллейбусе. Вам нужно пристегнуть ремни.
Валентина Михайловна капризно надула губы:
– Как медленно стали летать самолеты.
Журналистка улыбнулась:
– Нас доставили, как обещали, в течение двух часов.
– Мы действительно на крымской земле?
– Действительно.
Пожилая женщина еле дождалась того момента, когда ее ноги коснулись асфальта. Неожиданно для всех упав на колени, она принялась исступленно целовать серую пыль. Зорина пыталась приподнять ее: на них начинали оглядываться.
– Это всего лишь аэропорт, – мягко произнесла девушка. – До Балаклавы еще ехать и ехать.
Старушка словно ее не слышала:
– Все равно, все равно, – повторяла она, воздев руки к небу и благодаря Бога за подаренную возможность еще раз в жизни очутиться там, где прошло ее детство, и пройтись по земле, по которой ступали ее родители.
Подошедшие к ней Павел и Константин тихонько приподняли ее за локти.
– Нас ждут.
– Пойдемте.
Желтый полицейский «уазик» сиротливо стоял на площади. Тронув за плечо мирно дремавшего в нем сержанта, Скворцов сунул ему под нос удостоверение:
– Уверен, вы ждете нас.
Парень заморгал заспанными глазами:
– Сейчас позову капитана. Он где-то здесь. – И, высунувшись из окна, закричал: – Товарищ Соколов!
Со скамейки, стоявшей под начинающим желтеть кленом, поднялся высокий широкоплечий мужчина лет двадцати восьми.
– А, уже приехали?
Его добродушное лицо озарила улыбка. Он протянул гостям широкую ладонь:
– Старший оперуполномоченный капитан Соколов Игнат Никитич.