Золото для индустриализации. Торгсин

Провести подобное классовое разделение в Торгсине не составило бы большого труда. «Бывшие» состояли на учете у государства, представляя категорию «лишенцев», то есть лишенных избирательных прав. Требовалось лишь указать в правительственном постановлении о создании Торгсина, что «лишенцам» в его магазины вход закрыт. Мало кто удивился бы такому решению: ущемление социальных, политических и экономических прав «бывших» было нормой того времени, и лишение их валютных прав логично вписалось бы в социальную иерархию 1930-х годов. Однако в случае с Торгсином руководство страны не стало делить граждан по социальному положению, источникам получения дохода, их дореволюционной деятельности и т. п. О подобном разграничении нет ни слова ни в постановлении о создании Торгсина, ни в последующих документах, регламентировавших его деятельность. Двери Торгсина были открыты каждому, кто обладал валютными ценностями. Не важно, кто приносил золото в Торгсин и какими путями оно досталось людям, лишь бы сдавали. Оценщикам-приемщикам запрещалось требовать документы у людей; записывать фамилию и другие данные они должны были со слов самого человека. Сдававший ценности мог получить товарную книжку Торгсина, вообще не называя никакого имени, на предъявителя[948]. Таким образом, в Торгсине покупатели были социально равноправны. Возвращаясь к раздумьям советского человека 1930-х годов о том, где проходила грань между людьми, которых ОГПУ арестовало в Торгсине, и теми, кто избежал этой участи, следует сделать вывод, что социальное положение покупателей здесь было ни при чем. Безусловно, среди арестованных покупателей Торгсина попадались «бывшие», но хватало там и трудящихся – рабочих, служащих и колхозников. Материалы Торгсина подтверждают это, да и сам партиец, автор цитированного ранее письма, возмущаясь действиями ОГПУ, признал, что «и пролетарий и колхозник» заходили в Торгсин с опаской.

В поиске логики в действиях ОГПУ можно предположить, что в Торгсине арестовывали только владельцев крупных валютных сумм. Но и эта гипотеза не выдерживает проверки. Появление Торгсина фактически означало, что ОГПУ потеряло право арестовывать кого-либо за хранение валюты и золота, будь то крупные или мелкие суммы. В соответствии с правилами работы Торгсина наличие валюты или золота само по себе не делало человека преступником. ОГПУ могло преследовать людей только за незаконное использование ценностей – операции на черном рынке. Более того, с точки зрения логики работы Торгсина, чем больше человек приносил золота и валюты в его магазины и, следовательно, чем больше у него было ценностей, тем лучше. Постановления, регламентировавшие деятельность Торгсина, не делали различий в валютных правах владельцев мелких и крупных сумм. «Мелкий держатель ценностей», «крупный держатель ценностей» – эти категории, хотя и встречаются в документах Торгсина, не представляют социальной дискриминации, а носят экономический характер. Анализ архивных документов также опровергает гипотетическое предположение о том, что арестованные покупатели Торгсина были только или в основном крупными владельцами ценностей. Конторы Торгсина жаловались, что ОГПУ проводило аресты огульно и жертвами массовых кампаний становились в основном «мелкие держатели ценностей». Приводимые в документах конфискованные суммы часто являются символическими – несколько золотых монет, несколько рублей бонами Торгсина. Среди конфискованных товаров – не меха, икра и антиквариат, а обычные продукты – банка консервов, бутылка водки, мешок муки.