Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

Действия ОГПУ приводили к тому, что население настороженно относилось к Торгсину. Распространялись слухи о том, что Торгсин был «организован в помощь ОГПУ», являлся его «подсобным хозяйством», «ловушкой сдатчиков золота»[932], что покупателей в Торгсине фотографировали и давали о них сведения «в органы»[933]. Ассоциация с ОГПУ отпугивала покупателей. Заведующий Валдайского отделения Торгсина, например, объяснял невыполнение валютного плана универмага тем, что там кассиром работает жена агента ОГПУ, «которую все население знает и задает вопрос, зачем она здесь посажена?»[934]. Правление Торгсина сообщало правительству, что во все его конторы поступали запросы населения о том, не опасно ли получать переводы «в связи с производимой ОГПУ выемкой» золота[935]. Страхи были настолько расхожи, что случаи, когда сдача ценностей проходила без последствий, могли вызывать удивление: «Гражданка деревни Чекуново зашла в магазин утром в 7 часов 30 мин., купила на 20 рублей и была удивлена, что ничего нет страшного, и рассказывает: „У нас все говорят, что как зайдешь в Торгсин, здесь тебя и арестуют. Теперь приду домой и расскажу, что совсем не так, и наших много придет покупать“»[936].

В глубинке работники Торгсина, радея за выполнение валютного плана, пытались публично отмежеваться от ОГПУ. Объявление об открытии универмага Торгсина в Сычевке (Западная контора), зазывая в магазин, уверяло будущих покупателей, что «слухи и разговоры о том, что за сдаваемые золотые и серебряные монеты сдатчики привлекаются к ответственности, есть ничем не обоснованная ложь»[937]. Правление Торгсина, однако, выступало против разглашений секретных сведений об арестах покупателей. Они настораживали людей, ведь дыма, как известно, без огня не бывает.

Во многих случаях ОГПУ изымало у покупателей Торгсина незначительные суммы, а рейды носили спорадический характер, но в конечном счете было не важно, что отняли всего лишь несколько монет или бутылку «Торгсиновки»[938]. Слухи и страхи распространялись быстро, парализуя население. Так, в Херсоне в ноябре 1931 года в результате операций местного ГПУ против «валютчиков» ежедневная выручка Торгсина упала с 700 до 100 долларов[939]. В Котласе после арестов, проведенных ОГПУ в декабре 1932 – январе 1933 года (было арестовано 100 человек), торгсиновская торговля практически прекратилась[940]. Ежедневная выручка Торгсина в Тифлисе с октября по декабрь упала с 800–900 рублей в день до 200–300 рублей[941]. Ранее упоминавшийся управляющий Туркменской конторы Торгсина жаловался, что, едва начав налаживаться, торговля в Керках из-за репрессий ГПУ развалилась; поступление ценностей упало с 300–400 рублей в день до 50–70 рублей[942].

Торгсин бил тревогу и подсчитывал урон, нанесенный рейдами ОГПУ, включая падение валютных поступлений, негативное моральное воздействие на покупателей и международную огласку, которая была на руку врагам СССР. Валютные потери, которые Торгсин нес из-за паники населения, ставят под сомнение экономическую целесообразность операций ОГПУ. Имеющиеся сведения позволяют сравнить валютный эффект работы обеих организаций. Известно, что за 1930 год ОГПУ сдало Госбанку и Союззолоту ценностей на сумму около 10,2 млн золотых рублей[943]. В мае 1932 года зам. председателя ОГПУ Ягода докладывал Сталину, что в кассе ОГПУ находилось ценностей на сумму 2,4 млн золотых рублей[944]. Ягода сообщал, что вместе с ценностями, которые были «ранее сданы Госбанку», сумма составляла 15,1 млн рублей. А что же Торгсин? В 1930 году он был открыт только для иностранцев и не мог представлять серьезной конкуренции ОГПУ. В 1931 году Торгсин хотя и открыл двери советским гражданам, но главные операции по скупке бытового золота начались лишь в декабре. Но даже работая вполсилы, в 1931 году Торгсин добыл ценностей на 7 млн золотых рублей, причем, в отличие от ОГПУ, без применения насилия. Стоило же его сети развернуться, а голоду набрать силу, Торгсин превзошел ОГПУ. В 1932 году Торгсин скупил ценностей на 49,3 млн золотых рублей, а в 1933 году – на 115,2 млн золотых рублей. Не будь паники и паралича, вызванных антиторгсиновскими операциями ОГПУ, Торгсин, возможно, получил бы и того больше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное