Я помню, когда в 33-ем году, то ли в 34-ом году, брали многих людей за золото. НКГБ (ошибка, правильно НКВД. –
– Хаим, что это? Почему они забрали моего мужа?
– Не волнуйся. Завтра он будет дома. (Рассказчик переходит на русский язык. –
Завтра, правда, наутро отец приехал домой. Побитый. Ему ставили пальцы между дверьми, чтобы он признавался, или у него что-то есть. А если у него – нема, чтобы он сказал, у кого есть. Понимаете? …Были такие, что имели. Косов. Он занимался скотом, у него было (золото. –
– Много было таких евреев, которых забирали за золото?
– Было. Было у нас. Было. Было. Было. Вообще-то очень много забирали, но это все было несправедливо. Может, было 2–3 человека таких, что у него было (золото. –
ОГПУ было не занимать изобретательности. Сотрудники политического управления требовали, чтобы клиенты Торгсина перенаправляли полученные из-за границы валютные переводы на счет ОГПУ или делали «добровольные» пожертвования в фонд индустриализации или МОПР[924]
. В ход шла нехитрая логика: если у человека нашлась валюта для себя самого, то он, конечно, должен иметь ее и для страны[925]. В анонимном письме, посланном летом 1933 года из Ленинграда на имя председателя ОГПУ В. Р. Менжинского (копии ушли в прокуратуру СССР Р. П. Катаняну, наркому финансов СССР Г. Ф. Гринько и заместителю наркома иностранных дел Г. Я. Сокольникову), сообщалось:ОГПУ в Ленинграде вынуждает граждан трудящихся, имеющих торгсиновские книжки, списывать с текущих счетов в Торгсине большую часть их сбережений под видом добровольного пожертвования. Иногда эти пожертвования достигают почти всей суммы текущего счета в Торгсине. Граждане под влиянием репрессий, а некоторые, боясь репрессий, отдают все, что с них требуют, а иногда и больше, лишь бы их не преследовали[926]
.