Золото для индустриализации. Торгсин

Социально-экономическая история сталинизма свидетельствует, что предпринимательство и рынок были частью советского социализма. Да и могло ли быть иначе? Исследования «постревизионистов» показали, что современность ХХ века диктовала жесткие требования к развитию государства и общества. Если согласиться с центральным тезисом «постревизионизма», что целью сталинского руководства было построение современного государства, то ему было не избежать обращения к рынку, так как современная экономика без него существовать не может. Особенность советского типа современного государства состояла не в том, что там не было рынка, а в том, что рынку приходилось действовать в прокрустовом ложе планового централизованного хозяйства. Идеология и политическая система также ставили пределы рыночному развитию. Особость рынка в СССР выразилась, например, в том, что крупномасштабное легальное предпринимательство могло быть только государственным (Торгсин – один из примеров), рыночная же активность людей развивалась преимущественно в деформированных нелегальных формах. Хотя крестьянский и черный рынки в СССР были наиболее автономными саморегулировавшимися экономическими системами, где цены диктовались соотношением спроса и предложения, но и они в значительной степени испытали директивное и силовое вмешательство государства.

История Торгсина позволяет говорить о советской экономике 1930-х годов не в терминах взаимоисключения государственного регулирования и рынка, а определяя их соотношение и особенности их взаимоформирующего (и деформированного) развития[1390]. Этот подход согласуется с тезисом «постревизионизма» о том, что противопоставление социализма и капитализма в изучении советской практики имеет пределы. Действительно, мировоззрение людей сталинской эпохи, как и советологов холодной войны, изучавших эту эпоху, было основано на делении мира на два враждебных лагеря – капиталистический и социалистический. Исследователи, которых занимает мир идей и воззрений, неизбежно следуют этой биполярной модели. Однако изучение реалий 1930-х годов свидетельствует об определенной условности такой антагонистической поляризации. То, что Советский Союз в 1930-е годы перенимал опыт Запада (о чем пишут многие исследователи сталинизма), было не заимствованием капитализма, а выражением требований того времени, которые являлись универсальными и для капитализма, и для социализма. В этом смысле сталинское руководство «заимствовало» не у капитала, а у прогресса.