Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

Пока армия Коминтерна – Интернациональные бригады – приобретала все больший вес и известность на первом плане событий, чисто русские части Красной Армии тихо прибывали и занимали свои позиции позади линии испанского фронта. <…> Эта специальная экспедиционная сила состояла в прямом подчинении генерала Яна Берзина – одного из двух советских начальников, поставленных Сталиным во главе его интервенции в Испании[381]. Другим был Артур Сташевский, официально занимавший пост советского торгового представителя в Барселоне. Это были тайные люди Москвы за кулисами испанского театра военных действий; в их руках были сосредоточены все нити контроля над республиканским правительством в Испании, в то время как об их миссии ничего не было известно вовне и она была окружена совершенной тайной[382].

По мнению Кривицкого, Сташевский в Испании исполнял роль сталинского политкомиссара[383]. Сферой его деятельности была испанская экономика. Недавно рассекреченные испанские донесения Сташевского свидетельствуют, что он пытался лепить экономику Испании по типу сталинской – социалисты у руководства, централизация и плановость. По мнению Кривицкого, а также многих западных и ряда российских исследователей, Сталин уготовил Испании в случае победы республиканцев роль не просто социалистического государства № 2, но государства, созданного по образу и подобию СССР[384]. Сташевский, преобразуя военную промышленность Испании на плановых централизованных началах, по сути, создавал главный модуль будущего социалистического хозяйства[385]. Именно в Испании военный разведчик и советский торговый атташе Сташевский выполнил свою последнюю валютную миссию. Он был одним из главных участников операции «Х»[386], в результате которой львиная доля (около 510 тонн[387]) золотого запаса Испании оказалась в Москве в хранилищах Госбанка СССР.

Мятеж генерала Франко против республиканского правительства Испании, начавшийся в июле 1936 года, был активно поддержан Гитлером и Муссолини[388]. Республиканское же правительство, представленное коалицией левых партий, оказалось в кольце международного бойкота. Республика не могла – ни напрямую, ни через посредников – купить оружие. Мировые державы не только отказались дать кредиты, продать оружие или стать посредниками в его закупке, но и заморозили вклады республиканской Испании в своих банках[389].

Республиканская Испания обращалась за помощью ко всем ведущим западным странам. С самого начала войны республиканцы неоднократно и упорно просили и Сталина продать оружие[390]. Тот, однако, сначала холодно реагировал на их просьбы. Затем холодная отстраненность сменилась горячей заинтересованностью. В середине сентября 1936 года Сталин назначил комиссию из высокопоставленных чинов военной разведки и Иностранного отдела НКВД для разработки плана оказания военной помощи Испании. Этот план был рассмотрен Политбюро и в целом утвержден 29 сентября 1936 года в нарушение уже принятой Советским Союзом в августе Декларации о невмешательстве в дела Испании[391].

Ясно, что республиканцы разыграли козырную карту. Они предложили Сталину то, от чего он не смог отказаться, – почти весь золотой запас Испании, четвертый по величине в мире, – золото ограбленных испанцами ацтеков и инков, слитки и бруски, золотые испанские песеты, французские луидоры, английские соверены – ценности, копившиеся со времен объединения Кастилии и Арагона. Думаю, что исследователи правы: договоренность между Сталиным и республиканским руководством была достигнута уже в сентябре 1936 года[392]. Обмен официальными письмами и подписание документов в октябре носили формальный характер[393]. Практически все исследователи этой темы согласны с тем, что инициатива сделки принадлежала испанскому руководству – премьер-министру Ларго Кабальеро и министру финансов Хуану Негрину, которые действовали с согласия президента Республики Мануэля Асаньи[394]. По словам Альвареса дель Вайо, министра иностранных дел и военного комиссара республиканской Испании, то был шаг отчаяния, безысходности[395]: националисты Франко вплотную подошли к Мадриду. Судьба Республики висела на волоске.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное