Золото друидов

— Да, уж о насилии то ты, наверняка, знаешь очень много, вестландец, — последнее слово Тормунд выделил особо. — Да и как ты хотел? Никто из ваших вождей не смотрит дальше собственного носа и сиюминутной выгоды. Представь, Харальд выступит перед этим вашим тингом. И что вы ему ответите? Насколько далеко вы его пошлете?

Некоторое время они молчали. Агнар задумчиво, Тормунд, еще не отошедший от пламенной речи, тяжело дыша и едва не скаля зубы от злости.

— Надеюсь, ты не думаешь, что после этих откровений я прощу тебя, Тормунд? — медленно цедя слова, но при этом с явной грустью в голосе произнес Агнар.

Тормунд расхохотался. Он смеялся долго, высоко запрокинув голову и широко открыв рот, почти задыхаясь от переполняющего его веселья.

Нескоро успокоившись, толстый хевдинг утер слезы и, подражая серьезному тону Агнара, сказал.

— Надеюсь, ты не думаешь, что это имеет хоть какое-то значение, конунг. Утром мы оба умрем. Скорее всего, произойдет это медленно и очень болезненно. И наши голову займут свои места на этом их постаменте. Рядом. Навсегда. Так сказать, непреходящий символ единства северных земель. Только представь, голова Агнара конунга — одного из наиболее известных вестландских вождей, идеального викинга, живущего одним днем, и голова Тормунда Толстого — цепного пса Харальда Косматого, единоличного правителя восточного побережья, решившего изменить мир и засравшего это ваше викингское: каждый хозяин своей земли и мой длинный дом один во всем фьорде. Надо будет попросить поставить рядом головы тредна, дана, а, может быть, гаута и свева. Уверен, у вальхов есть. Они потом смогут их гостям показывать, у них ведь тут наверняка бывают гости, и рассказывать о том, как славно они нас порешили, пока мясо на черепах не истлеет.

Агнар едва заметно усмехнулся.

— Все у тебя хорошо получается, кроме головы дана. Я не хочу, чтобы моя голова стояла рядом с головой какого-то дана. Я уверен, что как раза голова дана и начнет вонять раньше всех.

— Одна из немногих вещей, в которых я с тобой полностью согласен, — оскаблился Тормунд в ответ. — Хотя есть еще одно обстоятельство, которое нас роднит. Знаешь, а ведь я сам и вестландец. Я из Глубокого фьорда, что в Хердаланде. Мне не было и десяти, когда к нам заглянули на огонек викинги из Мера, вспомнившие какую-то ссору, случившуюся два десятка лет назад. Моих родителей убили. Родню тоже убили. Проклятие, ведь у меня тогда даже друзей убили, таких же мальчишек, как я. Убили вообще всех, кого я знал. Не очень денек выдался, правда. В общем, так я остался один.

— Небось, сын славного конунга, — не удержался от жестокой подначки Агнар.

— Нет, простого дружинного. Не из последних, но и не ближника, — совершенно спокойно ответил Тормунд. — Ну, да не в этом дело. Следующие десять лет я провел чрезвычайно интересно и познавательно. Искал еду и ночлег. Шлялся с разбойной шайкой, пока ее до единого человека не перевешали. Снова искал еду и ночлег. Плавал по морю с агдирскими викингами, и не только агдирскими. И опять искал еду и ночлег. Наемничал на юге. Там кстати с едой и ночлегом было получше, хоть и не совсем хорошо. В общем, смотрел мир, пока не осел при дворе владык Эстланда. Тогда в Ослофьорде еще правил Хальвдан Черный. С его смертью и приходом к власти Харальда мои дела пошли в гору. Не без неудач, — признал Тормунд, заметив усмешку во взгляде конунга, — но в целом очень и очень хорошо. — У меня, наконец, есть еда и ночлег, а еще женщины, украшения, дорогое оружие и роскошная одежда. Но… знаешь, почему-то я часто думаю, как бы все-таки было здорово, если бы двадцать лет назад собаки из Мера не вошли на своих дранных ладьях в мой фьорд. И понимаю, что этого бы никогда не произошло, будь на нашей земле единый, сильный правитель. А теперь давай спать, конунг. Разговоры с тобой утомят кого угодно, а хочу умереть хорошо выспавшимся.

Тормунд отвернулся к стене, положил под голову изодранный плащ, закрыл глаза и вскоре как ни в чем ни бывало захрапел.

Агнар задумчиво смотрел на безмятежно посапывающего хевдинга, что столь безропотно принял скорую смерть. В отличие от него Агнар не собирался завтра умирать.

* * *

Северян разбудили, когда самый край солнца только показался из-за зеленной стены леса, и в притихшем мире правили безмолвные сумерки. Викингов грубо растолкали древками копий, одели на запястья стальные кандалы, пропустив через укрепленные на них кольца длинную тяжелую цепь, и, не снисходя до каких-либо объяснений, потащили на холм.

Конвоирующие сегодня были еще более торжественны и молчаливы. На холме викингов грубо пошвыряли на колени. Среди северян засновали жрецы с полными чашами густой, ароматной, тягучей жидкости. Вальхи пристально следили, чтобы каждый из пленных получил свою порцию, в случае сопротивления не стесняясь применять силу. Когда дошел черед до скальда, занявшийся им старик, схватив за волосы, высоко задрал голову и держал чашу у рта, пока Хьяль через силу не сделал несколько глубоких глотков.