Золото друидов

Напиток огнем обжег горло и искрами взорвался где-то внутри. Тут же, словно вторя, что-то взорвалось в голове, и очертания окружающего мира поплыли маревом, причудливо переливаясь и растекаясь. Трава стала ярче, звуки громче, каждый шорох тараном бил в уши, грозя разорвать перепонки. Сам стук сердца сделался невыносим. Одновременно тело стало легким, почти невесомым, а конечности непослушными и словно бы ватными.

— Знаешь, что это значит, Хьяль? Что значит это пойло? Оно значит, что сегодня мы все умрем, — судорожно отплевываясь, прохрипел рядом Тристан. Однако скальда ничуть не обеспокоили повисшие в воздухе цветным туманом слова. Ему стало на все наплевать. Это равнодушие было даже глубже того, что он испытал вчера, глядя, как вальхи режут и жгут еще живых людей. Равнодушие было черным и безысходным. Равнодушие и апатия заполнили скальда полностью, подавили и захватили его суть, не оставив даже самой малости таким глупым и преходящим вещам, как надежда и жажда жизни.

Хьяль неотрывно смотрел на обступившие его молчаливой стеной статуи. Они казались единственным незыблемым и постоянным. Казались гарантом стабильности. Статуи казались вечными и всеобъемлющими. Они имели смысл, и это было единственное, что еще имело хоть какой-то смысл в этом подернутом призрачной дымкой, грозящем в любой момент растаять, растечься талой водой мире.

За деревом и камнем скульптур скальд увидел дышащие жизнью лица и удивился, насколько же он был слеп, раз не понял этого раньше. Старые, мудрые, изрезанные морщинами у тройки древних. Широкоскулые и кареглазые у богов народа Фир Болг. Лица солнечных богов мужественны и красивы. Лица богинь войны воистину прекрасны. Особенно лик Бадб. Бадб была ослепительна и совершенна. Богиня-ворон была великолепна, даже несмотря на заполняющую её глаза до самых краев ненависть.

Хьяль стоял в кругу богов, и те взирали на него с угрозой и ненавистью, насмешкой и презрением. Боги острова смотрели на сжавшегося в комок викинга, и в их взглядах были миллионы оттенков почти человеческих чувств. Вот только пощады и обещания жизни в этих древних глазах не было. Они уже приняли решение и вынесли приговор. Жалкая букашка, осмелившаяся потревожить покой их земли, должна умереть.

Хьяль до последнего тянул, избегая смотреть в центр круга, но какой-то глубинный зов с необоримой силой тянул его туда, где подпирала небо статуя седобородого старца. Хьяль противостоял до последнего, но, наконец не выдержав, сдался. Скальд обратил взор к лицу древнего бога и тут же словно провалился в бездну его зрачков, растворяясь в равнодушии, скорби и понимании тщеты всего сущего.

Вырвал из глубины глаз древнего бога скальда голос его верховного жреца.

— Сегодня мы чтим нашего господина. — Впервые на холме Тургейс заговорил на родном наречии. Принявший веру острова бывший король северян сидел на резном кресле, водруженном на плечи двух гороподобных вальхов, со всех сторон его обступили воины и жрецы. — Сегодня мы чтим Кром Аннаха — хозяина холма, владыку миров. Сегодня мы преподнесем ему щедрые дары. Сегодня мы преподнесем ему лучшие дары для господина вечности. Сегодня мы преподнесем ему души воинов.

Из строя ирландцев выступил вперед рыжеволосый вожак. Вглядевшись в лицо вальха, Хьяль явственно различил черты старого жреца и удивился, как же он был слеп раньше. Старший сын Тургейса, вождь священной дружины. Хьяль вздрогнул, вспомнив, вонзающуюся в горло Фенриса, подобную копью ладонь.

Ирландец вышел вперёд. Он почти полностью обнажен. Только короткая клетчатая юбка с широким кожаным поясом, на котором закреплен короткий меч. Мышцы узлами перекатываются под загорелой цвета красной меди кожей. В руках вальх держит длинное в полтора человеческих роста копье с узким наконечником, какие способны не только колоть, но при необходимости и хорошо резать.

Острие копья застыло в пяди от груди кряжистого, широкоплечего эста.

Жестко усмехнувшись, северянин подался вперед, так что из под проколотой стальным шипом кожи показалась капелька крови.

Вальх, коротко кивнув, отошел. Северянина тут же освободили, перед ним возникло несколько молчаливых воинов, протягивающих мечи, копья, доспехи и щит. Эст, довольно причмокнув губами, взял в ладонь тяжелый франкский меч. На пробу пару раз взмахнул крепким дубовым щитом. Некоторое время мялся, но потом решительно потянулся к искристому свертку кольчуги. Шлем на голову он одевал уже с видом полной уверенности в скорой победе.

Рыжеволосый равнодушно наблюдал за приготовлениями врага и лишь молча кивнул, когда, зло зарычав, викинг несколько раз звонко ударил мечом по умбону щита и с ревом бросился в атаку.

Вальх закончил бой в три удара. Два обманных — копье хищной гадюкой бросалось на северянина, вынуждая его ворочать тяжелым щитом, и третий — смертельный. Наконечник мимолетно, самым краешком задел узкую полосу кожи между шлемом и стальным воротником кольчуги, и оттуда брызнул, покрывая стоящих вблизи людей алой моросью, кровавый фонтан.