Золото империи. Золото форта

А граф Суздалев не спал. Сон не шел. Граф дремал несколько минут и просыпался от любого шороха. Долго таращился в темноту, обливаясь холодным потом. Прислушивался. Всё Ване казалось, что медики в странных костюмах с птичьими головами пришли за ним. Скрипит кожа балахонов, сверкают линзы в масках, склоняются над ними фигуры. Дышат шумно, шепчут:

– Пора.

– Твоя невеста – чума.

– Твоя очередь! Иди к алтарю! Иди к нам!

– Нет! Нет! – Иван стряхивает с себя остатки дремы и в страхе смотрит по углам, где могли спрятаться тени, съедающие рассудок.

Граф садится на узком топчане, подтягивает колени к подбородку и начинает мелко подрагивать от озноба. Губы его трясутся, бормоча слова молитвы. С последним словом он прикрывает глаза, а когда уже открывает – тени окончательно теряют материальность и черными волнами уходят в стены.

– Господи, – негромко стонет граф. – Я же схожу с ума.

Никто не торопился его выкупить. Не было и помилования. Время застыло. Дни стерлись. И тогда вера ушла. Растворилась, как последний поцелуй Лизоньки.

– Где же ты, маменька, – шептал Суздалев сухими треснутыми губами. – Поторопись! – Он не понимал, почему она не заложит имение под Воронежем, не напряжет все отцовские связи и не вытащит его скорее из этого каменного мешка. Ведь если Лизонька молода, красива и ветрена и наверняка уже забыла о нем, то старая графиня – мать. А те своих сыновей не забывают. Как бы честь отпрыска ни была запятнана.

Тени снова стали сгущаться в дальнем углу, преобразовываясь в зловещую фигуру медика смерти. Иван замер, переставая дрожать, приподнял голову, выжидая.

– Готов?

– Прочь! Пошел прочь! – больше всего граф боялся так сгинуть. Превратиться из доблестного офицера в подопытного. – Убирайся прочь!

– Тихо, тихо, ваше сиятельство.

– Что? – граф Суздалев вздрогнул, дернулся назад, так что голова ударилась о стену. Хоть бы какой ответный звук! Только череп треснул.

В камере стоял охранник коридора.

– Ты живой? – прошептал Ваня.

– Живой, живой. Письмо вам, барин, доставил. Читайте быстро, жечь буду сразу.

– Письмо? Мне?

– Вам, ваше сиятельство. Истинно вам. Сейчас огня добудем. – Охранник всучил графу тонкий треугольник, и от бумаги знакомо пахнуло духами. Суздалев не удержался и поднес послание к носу, шумно вдыхая в себя аромат. Коридорный тихо засмеялся.

– Да полно вам, ваше сиятельство. Читайте уже! – проговорил он, поднося огарок свечи к лицу графу.

– Сейчас. – Пальцы не слушались и не могли развернуть лист бумаги.

– Ну что с вами, любезными, форт делает, – сокрушенно качал головой охранник. – Людьми же приходите.

Строки прыгали перед глазами. «Любимый мой Ванечка, – надзиратель тут же начал жечь письмо сверху. Буквы поползли, стираясь в черной копоти. Иван заторопился. Письмо занималось огнем. – Если ты читаешь эти строки, то будь готов совершить немыслимое. Потому что ждать больше нечего. В указанное время следуй за этим человеком и выполняй все, что он говорит. А там как Бог даст. Верю, что все будет хорошо. Аляска ждет нас!»

Граф вскрикнул, выронив из рук объятый пламенем листок. Охранник покачал головой, поднял остаток бумаги, дал догореть. Выбросил пепел в железную урну. Приложил палец к губам и растворился, бесшумно закрывая за собой дверь.

Суздалев задрожал. На висках выступила холодная испарина.

– Побег, – прошептал он. Самое худший вариант начинал четко вырисовываться из ситуации.

– Выходь! – раздался голос охранника. Лицо его Миколе не было знакомым. За то время, что он провел в форте, Билый узнавал многих охранников, по походке, по покашливанию, по сопению, но этого видел в первый раз.

Микола сделал несколько шагов в направлении двери.

– Руки за спину, – уверенным голосом приказал охранник. – Не балуй!

Так они и шли: заключенный казак и стерегущий его охранник. Шли до боли знакомым Миколе путем. Через длинный тюремный коридор, в другой конец форта. Спустились по каменной лестнице на нижний уровень и уже оттуда поднялись на самую крышу форта.

– Стоять. Лицом к стене, – голос охранника звучал как щелканье батога.

«Знает свою работу, пес цепной», – отметил про себя Билый.