Золото Партии

«Бгааа, он походу ещё и целка! — подумалось мне и сразу повеселело. — Жить на одну затяжку, а ещё не еблась. Так и сдохнет, будут её черти за эту мазу по всей преисподней вениками гонять. Вот овца!»

Я тихо охуевал и стал внимательнее прислушиваться.

— Да и что геморрой ваш. Вот у меня… костоед! Сначала ранка на ноге появилась, терпела я, терпела, а потом — по докторам, по врачам, по больницам. Выписали через полгода, изверги. Костоед у тебя, старуха, иди домой и помирай себе тихо. А нога гниет, пухнет, болит. Ну, я думаю, не сдамся, я же физкультурница. Ковырнула коросту как-то палочкой от мороженого, он и вылез, костоед. Вот. Длинный, сантиметров десять, голова с ноготь и зубы — как пилка от лобзика. Да, и за ним еще маленьких как поперло! Ну, я их в таз и «Белизной» залила — долго ещё копошились, умирать не хотели, бедные…

А меня всё не отпускали мысли о дороге: « Вообще, где начало этой дороги? В Кумарино или в Прёте? И где её конец? Приходиться же нам всё-таки возвращаться. Может и нет у неё ни конца ни начала. Может это кольцо?».

— Позвольте, — водитель притормозил и обернулся, — как это нет конца и нет начала?

Видимо, увлекшись, я размышлял вслух и теперь на меня изумленно взирал весь автобус.

— Вы эту контрпропаганду вражескую бросьте, а то вмиг высажу! Начало дороги есть там, где куплен билет, конец дороги есть где? Где сдана ведомость! — и водила торжественно дал газу.

— Да-да! — вступил бородатый «Советский спорт». — И я того же мнения. Развели здесь метафизику!

— Ты не пизди, чмошник, не воняй тут, — клочковатый мужичок распалялся на глазах. — Какого хуя ты тогда в прошлом году пьяный с моста прыгал, на день ВМФ? А? Я тебя запомнил. Вернуться рассчитывал обратно, вернуться!

— Что ж ты ведомость-то, на дне речки, не сдал? — клочковатый подмигнул мне и резко переменил тему: — А я знал, что брательника у тебя нету, знал… Зачем люди едут? Не боись, у меня племяшка… поженим… огурцов по 150 ведер, не пропадем, не боись.

Он опять начинал нести какую-то бредятину и я отвернулся. Постепенно в автобусе восстановилось спокойствие, только тихо шептались бабки: геморройная и физкультурница.

Доносились обрывки их разговора: «Их ить-от и не скрутить счас, законов таких нету… и как без паспорта в автобусы пускают?.. ох, и глаза-то чумные… явреи виноваты во всем, явреи… ох! Яйцо живородящее — помилуй мя…».

Уже давно стемнело, впереди заискрились фонари поста ГАИ. «Испуганная» девка попросила водилу остановить. Вышла, предварительно как-то странно мне улыбнувшись. Никогда я не видел таких улыбок. Мне кажется, такую улыбку должны видеть только что появившиеся на свет младенцы — и улыбка эта принадлежит смерти. Потому — то подсознательно мы её все и боимся.

Автобус проехал пост и сейчас набирал скорость. Уже различались вдали огни Прета, подходило к завершению путешествие, светлели мысли и подкрадывался сон. Внезапно дорога приняла совсем иное направление.

ГАЗель, на большой скорости пробив ограждение моста, летела в пропасть.

Очнулся я от дикой боли где-то в области плеча и ключицы. Сразу и не понял, где я и что произошло. Ощупав себя здоровой рукой, понял, что вроде бы всё остальное цело. На груди пальцы угодили во что-то липкое. Блевотина.

«Понятно. Cотрясение мозга, ну да, это хуйня, не в первый раз. Меня один раз у ворот так подсекли — башкой в штангу въехал с лёту. Ладно, ещё в минифутбол играли с хоккейными воротами, а так бы пиздец. Главное резко не вставать.»

Кое-как сел и огляделся. Светила луна, под ней, где-то вдалеке слышался шум машин, к ложбине спускался, неся покосившиеся кресты, заброшенный погост. Покореженная ГАЗель была метрах в 20-ти. Видимо, от удара распахнулись задние дверки и меня вышвырнуло. А где же клочковатый? Ближе к погосту послышалась возня. Кто-то удирал вверх по ложбине, просто панически сваливал.

«Вот суки!» — подумал я, вспомнились строчки из УК: «Оставление в ситуации, заведомо опасной для жизни карается…» или что-то в этом роде.

«Да и вообще, твари, не альпинисты же вы на Эвересте, бля, чтоб людей бросать!»

Голова кружилась и гудела, но я всё же добрел до автобуса. Водила был мёртв. Он на половину вывалился из окна, на его лице застыла блаженная улыбка, а в руке была зажата так и не сданная им ведомость.

— Так, этому ничем не поможешь…

Пошел на слышавшийся в другой стороне негромкий шум. За кустами, у ручья, на освещённой луной полянке геморройная и физкультурница сидели верхом на клочковатом, на «Советском спорте» и делали им искусственное дыхание. Странно как-то делали. Казалось, что рты у пострадавших находятся где-то на уровне шеи или груди.

— Эй, придурошные! Вы что делаете, это же не правильно!

Бабки обернулись ко мне и, в свете луны, я увидел их неестественно вытянутые лица, окровавленные подбородки, растрепанные волосы и чумные глаза. Пугаться было некогда, нужно было валить. Я развернулся… Последнее что я увидел — метнувшуюся на меня с быстротой осы «напуганную» девку.