Золото Партии

И в этот момент поезд, словно врач-предатель, осторожно и неожиданно замедлил ход, а потом и вовсе остановился. За бортом раздался потусторонний стук закрывающейся двери, и локомотив, свистнув как боцман, продолжил движение в сторону Прибалтики.

Этого можно было и не заметить. Иногда поезда «кланяются» невидимым памятникам в своей железнодорожной жизни, но тут что-то подсознательное во мне уловило легкий сквозняк в коридоре.

Мы с Настей сели как первоклассники на одной парте. Посмотрели друг на друга и глупо захихикали. Я подумал о второй бутылке «Яблочного», но мои мысли были прерваны шаркающими шагами по узкому проходу вагона и глухими ударами чего-то тяжелого о нижние полки.

Через несколько секунд у нашего купе остановился таинственный незнакомец с грязным деревянным чемоданом. Он был в коричневой болоньевой куртке, тяжелых строительных ботинках и лицом бритым, словно перед похоронами. Он и стоял в проходе вестником тьмы, пришедшим покарать нас за прелюбодеяние.

— Здесь можно присесть? Мне ненадолго, — очень вежливо спросил он спокойным голосом.

Почему-то я ответил:

— Конечно, можно…

Он устало присел на край дивана и прислонил к ногам свой громадный чемодан.

В купе запахло еще чем-то далеким и дегтярным. Пауза длилась не больше минуты. Человек из неизвестности шумно встал и виновато произнес:

— Извините, я, наверное, не к месту, до свиданья…

Нет, это неправильно! Просто так, из ниоткуда появляется странный пассажир, возможно, маг или волшебник, а мы прогоним его как собаку, не узнав тайны.

— А чего «до свиданья»? Там все занято, тут не спится людям и они яблоки жрут от голода, — ляпнул я невпопад.

— Вы голодны? У меня есть тут всякого… — обрадовался гражданин в рабочих ботинках.

Не обращая внимания на наши вялые протесты, он разверз свой чемодан и как Эмиль Кио стал доставать на стол разные штуки, от которых у меня в желудке запел ансамбль «Песняры». Настя тоже смотрела на стол с нескрываемым восторгом. Особенно на букет гвоздик бардового цвета и громадных, как цепеллины.

А на столешнице продолжали появляться сало с чесноком и перцем, домашняя аджика с хреном в пол-литровой банке, белый хлеб, кольцо «Краковской», сыр «Виола» и минералка. Венцом сервировки стала литровая бутыль «Золотого кольца». Согласитесь, граждане, про волшебство-то я не соврал — вот оно перед нами, из тьмы и хаоса!

— Угощайтесь! — по-царски произнес незнакомец, и во рту его блеснула золотая фикса.

— Даже как-то неудобно… — глупо пробубнил я.

— Меня Сашкой зовут. Вот теперь удобно? — улыбнулся он.

— Теперь удобно, — согласился я.

— Bespyatkin, налей мне вина, — толкнула меня локтем Настя.

Я достал «Яблочное», но новоиспеченный Сашка очень неприятно посмотрел на мой напиток.

— Для дам, пожалуй, сладенького «Муската» нелишне будет, — сказал он и достал дорогой «Мускат десертный белый» (7 р. 20 коп. — 0,7л.)

Это было уже выше, чем просто волшебство — это была черная магия!

Мы тоже представились, и пир начался.

Водка была крепка как вся Курская область. Сало таяло во рту без последствий и обволакивало желудок нежным одеялом. Аджика будила все хорошее и тормозила грешные мысли о чревоугодии. Ну, а уж о белом хлебе с ароматным сыром и говорить не хочется — я не кулинарную книгу пишу, а нечто другое.

Поезд Ленинград — Таллинн. 1988 г. Все та же ночь.

— Вы представляете, мы с ней два года переписывались, поначалу как-то натянуто, сухо, а потом я просто влюбился! Хотите верьте, хотите нет, — говорил нам Сашка, держа в руке Настино яблоко.

— А она, она-то как, ответила взаимностью? — возбужденно и пьяно спрашивала Настя.

— Конечно, братцы, конечно, она ответила взаимность! Ведь там, на «зоне», я кроме души ничего в письмо вложить не мог, а это великое дело, — ответил Сашка.

— Да, душа, это… — добавил я, вгрызаясь в «Краковскую» (как же я давно не ел!)

— Вот она, любимая, в Луге живет. Там сойду, и на коленях к дому… — наш гастрономический благодетель протянул мятую фотографию 9х12.

Мы склонились над снимком и увидели толстушку в голубом платье, которая простодушно улыбалась на фоне «Ласточкина гнезда» в Ялте.

— Красивая… Ты прямо как в сказке живешь, — сказала Настя.

— Повезло тебе Сашок, — вторил я, проглатывая ложку аджики.

— Она у меня тут в чемодане уже полгода висит с дорогими мне вещами, — пояснил наш сосед по ночной трапезе.

Он развернул свой деревянный ящик и стал показывать прикрепленные к его внутренней крышке картинки и предметы.

Там были какие-то семейные фото, вырезки из газет, открытки. И у каждой из них была своя история и тайна. А Сашка, глотнув еще водки, открывал нам эти тайны, зная, что мы вряд ли сможем ими злоупотребить.

— А вот открытка, польская, ей много лет. Мы во втором классе с одним пацаном собирали такие. Это русские борзые, красивые собаки. Когда из детдома уходил эту с собой взял как память о школе, — грустно повествовал «откинувшийся» попутчик.