Золото плавней

Первый солнечный луч, выстрелив из-за темно-синей гряды гор, потоком света озарил небосвод. Зацепившись за дремавшее облако, оранжево-желтый отблеск через мгновение вытянул из ночного ложа и само светило. Лениво, не торопясь, Ярило выкатилось к горизонту и, словно шагая по невидимой лестнице, стало подыматься все выше, освещая подвластную ему землю и побуждая к пробуждению все живое. Как искусный художник, тонко знающий свое дело, Ярило постепенно раскрашивало местность, придавая краскам всевозможные сочетания и оттенки. Живность, активная по ночам, укладывалась на отдых, пряталась по норам да дуплам, скрываясь от яркого солнечного света и всевозможных дневных хищников, которыми изобиловали горы и долины. Предутренний туман, зависший серовато-белым облаком над рекой и окутавший, словно огромной буркой, долину, постепенно таял, поднимаемый потоками воздуха и уносимый в безграничную небесную синь, чтобы вновь вернуться к земле к вечеру.

Не уступая белоснежной чистоте вековых ледников, на нескольких вершинах примостились облака, добавляя некой суровой торжественности в горный пейзаж. Смешанные леса с широколиственными и хвойными деревьями зелеными пятнами темнели на склонах, к которым еще не добрался солнечный свет. К альпийским лугам с их сочными высокими травами и разнообразием цветов потянулось стадо диких оленей, возглавляемое внушительных размеров рогачом. Мелкая фауна в виде белок, мышей, тушканчиков, барсуков, пробудившись, забегала и запрыгала в поисках пищи. Хищники покрупнее отправилась на поиски живности мелкой, не прерывая пищевую цепочку. Почуяв косулю, сосредоточенно жующую сочное альпийское разнотравье, рысь своей мягкой поступью, крадучись приближалась к намеченной жертве. Где-то среди горных сосен внезапно заревел медведь. Его рык разнесся по округе и, откатившись эхом от ближайшей скалы, вернулся и затерялся там же, меж сосен. Рысь низко присела на все четыре лапы, дико озираясь вокруг. Стадо оленей, а вместе с ними и зазевавшаяся было косуля, шарахнулись в сторону и исчезли среди густых порослей дикой облепихи. Горный орел, дремавший на развесистой крючковатой сосне, встрепенулся и, расправив свои крылья, взмыл к небесам, наслаждаясь свободой и выискивая себе жертву на завтрак.

Ярило, расправив широко свои лучи, проглотило последние остатки тумана, нависавшего над рекой, и заиграло серебром в быстротекущих водах. Подымаясь из-за горных пиков все выше, дневное светило бросило свой взгляд далеко вперед, освещая не только горы, но и просторы, на которых раскинулись степи с ковылем и оазисы с островками розовых и белых ромашек. Пробежавшись по покрытым лесами горным склонам, солнечные лучи осветили небольшую балку с копошившимися в ней людьми, в основном это были старики, дети и женщины. «Мелкие людишки, словно мураши. Что нам до них?!» – и лучи побежали дальше, играя с облаками. Лучи солнца, все больше и больше захватывая пространство и местность, прогоняли задержавшуюся тень, согревая своим теплом все вокруг. На мгновение задержавшись над одиноко стоявшим аулом, солнечные лучи побежали дальше. Аул был пуст, без каких-либо признаков жизни. Хотя дымок, исходивший от кучки пепла тонкой сизой ленточкой, говорил о том, что люди покинули аул не так давно.

Словно соперничая с солнечными лучами в скорости, горный орел парил над землей, постепенно сужая круги. Тишина и покой, лишь изредка нарушаемые пронзительным криком величавой птицы – киии, киии, – встречали утреннюю зарю во всей ее красоте.

Приветствуя пробуждение природы, солнечные лучи осветили небольшое ущелье, согревая в нем остывший за ночное время воздух. Словно следуя за ними, горный орел, взмахнув своими огромными крыльями, пролетел вдоль скал, осматривая с высоты дно ущелья. Там, далеко внизу, вдоль небольшой горной речушки, похожие сверху на черных мурашей, двигались люди. Это был отряд сотника Миколы Билого, возвращавшийся домой, в станицу Мартанскую. Кони шли шагом, уверенно ступая по мелкой гальке, устилавшей дно ущелья.

– Киии, киии, – донеслось из поднебесья. Ехавший впереди отряда казак поднял голову:

– Кричи, або биды не наклыкай!

– Тай хай летае, Гриц, – отозвался следовавший за ним другой казак. Рядом с ним, крепко вжимаясь спиной, сидел мальчик лет десяти. По внешней схожести можно было сказать, что это отец и сын.

– Птах хоч и вильна, Гнате, але самотня, та й крик ий печаль наводить. А свободу врятуваты можна тилькы через братство. Так, Акимка?! – весело подмигнув мальчугану, спросил Григорий. Акимка улыбнулся по-детски, но с толикой серьезности, и мотнул головой в знак согласия.