Золото плавней

– Господи! Рева, – выдохнул из себя Билый. Попытался сесть, но ослабевшее тело не слушалось. Марфа подставила под спину Миколы свое крепкое девичье тело. Тот облокотился и посмотрел на лежавшего в арбе связанного черкеса. Желваки на щеках заходили, во взгляде появился огонек гнева, рука машинально потянулась к поясу. Кинжал, как и пояс, когда Микола потерял сознание, казаки сняли и, аккуратно завернув в бешмет, положили в изголовье Миколе. Раненому ни к чему, но рядом быть должно. Это и спасло черкеса. Не нащупав привычного холодка дамасской стали, Микола попытался было дотянуться до черкеса руками, но сил пошевелиться не было. Обжигающим взглядом он уставился на горца. Хотя тот и не был из робкого десятка, но отвел глаза, не в силах вынести напряжения.

– Василь! – распорядился Микола. – С черкеса глаз не сводить. Лично головой отвечаешь. Судьбу его в станице решать будем!

– Слухаю, пане сотник! – выпалил приказной, довольный новым приказом командира. Сдержался, чтобы не показывать свое внутреннее состояние Билому.

– Кто впереди у нас? – справившись с нахлынувшим напряжением, спросил Микола.

– Братья Раки! – ответил Рудь.

– Добре. Передай, чтобы по возможности шаг ускорили. Поторапливаться нужно. Пока черкесы не опомнились и нам в спину не ударили. – Микола вновь был командиром, требующим беспрекословного исполнения приказа.

– Слухаю! – кратко ответил Василь и, пустив своего коня рысью, помчался вперед, чтобы передать приказ сотника.

Глава 29 Возвращение

Билый, держась левой рукой за брус, связывавший край арбы, медленно опустился на подстилку из душистого сена, положив голову на густошерстную черную папаху. Устало выдохнул, посмотрел с теплотой на сидевшую рядом Марфу и закрыл глаза. Забылся на мгновение. Смахнул с лица острую соломинку, царапавшую лоб и щеку.

Казачка несмело провела ладонью по лбу Миколы, помогая. Выдохнула, не веря себе – голос от волнения срывался:

– Мокрий.

– Шо, – не понял сотник, прикрывая глаза и уносясь на секунду в бессознание.

– Тяжко тебе, милый. – Марфа задумалась, краснея, и неуверенно трогая дальше лоб. – Лихоманыть його, але трымаэтся.

Вспомнила девушка совет бабки Аксиньи, знахарки станичной: «Коли лихоманыть людыну, читай змову видповидный».

Осенила казачка себя крестным знамением, прочитала начально «Царю Небесный…», как водится, и, слегка склонившись над головой Билого, зашептала: «Заря, зар-ныця, Божа помощныця! Освяти своими лучамы орданьску воду. Гей кынь, нэчыстый, из Миколы опой, та нэ будэ ему тоди. Опою ни в ричках, ни в балках, ни в озэрах. Нехай дух хворый з нього выйде при выдыху, а дух здоровый зайде на вдыху. Нехай лихоманка залышыть Миколу и тило його очиститься вид хворобы». Перекрестила чело сотнику и вновь молитву зашептала, псалом покаянный: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости твоей…»

Веровал народ в одухотворенность болезней, придавая им живые облики. Так и лихорадку, которой насчитывалось на тот момент несколько десятков видов, большинство знахарей лечили, считая их за семь самых страшных сестриц, обитающих в сырых местах и появляющихся в полночь. Народная фантазия создала их в облике девушек в белых рубахах и с распущенными волосами. Молитвы всегда предшествовали заговорам, которыми затем начинали изгнание хворого духа из тела.

Сотник Билый вновь открыл глаза. Слегка затуманенным взглядом посмотрел на Марфу. Улыбнулся ей, приходя в себя, подумал: «Эка тебя, сотник, угораздило, шо у девки на попечении находишься. Оказия. Пора в жизнь возвращаться. Еще отряд до станицы довести нужно».

Вслух же саказал:

– Все хорошо, Марфа.

Девушка смотрела на него взглядом, в котором смешались и забота, и тепло, и любовь. Казалось, что если бы не обстоятельства, то бросилась бы на шею Миколе и обожгла бы его губы жаркими поцелуями.

– Киии. Киии. – До слуха Миколы долетели знакомые звуки. Он не торопясь сел и, запрокинув голову назад, посмотрел в белесовато-голубую даль неба.

– Поживем еще. Ну что ты, улыбнись. Рано тризну по мне справлять, – произнес негромко Билый, глядя, как парит в струях воздуха горный орел.

– То другие слезы, – прошептала казачка, отворачиваясь и стыдясь своих чувств.

Арба подпрыгнула на очередном ухабе. Колесо заскрипело, подозрительно шатаясь.

– Шайтан арба, – выругался пленный черкес, стукнувшись бритой головой о слегу. – Шайтан – казак!

Микола перевел взгляд на горца. Пристально, не отрывая прищуренных глаз, смотрел на него с минуту. Странно, но в этот момент Билый не испытывал ни ненависти, ни тем более жалости к своему кровнику. Чувство безразличия овладело им. Черкес, не выдержав взгляда Билого, отвел глаза. Его губы шевелились, то ли в ругательстве, то ли в молитве. Микола ухмыльнулся, довольный тем, что эта борьба взглядов закончилась победой для него.

– Господин сотник, наказ передав. Раки кажуть, що скоро будэ ущелина, де отряд Ревы абрекыв розбыв, – оторовал Билого от мыслей подъехавший Рудь.