Золото Плевны

Крестьяне, народ примороженный, покрутив головами в разные стороны, кинулись к лошадям.

Пока болгары рассёдлывали лошадей, я менялся одеждой с удавленным турком. Пару мгновений — я в турецком, а он — голый, в арбе.

По привычке, мысленно поменялся с конным турком местами, Что нужно было делать на его месте. Нырнуть под лошадиное брюхо, дальше пистоль или…

В общем, три варианта могли исход сделать другим.

Нужно приодеть Ивана.

Пронзённый насквозь, как жук на булавке. Турок сидел, так и не выпустив край телеги. Крови почти не вытекло, только немного на одежде. Аккуратно подняли, отнесли в сторону от дороги, Там вытащил кинжал и снял с тела одежду. Здесь при первой же оттепели кровь впитается в землю и следов почти не останется.

Теперь самое трудное. Растолковать болгарам, что им делать, что бы могли заработать и остаться в безопасности. Лошадей срочно продать, лучше цыганам. Лошади военные, но цыгане знают, как их изменить до неузнаваемости. Деньги с продажи пусть поделят на троих. Мужики сразу повеселели, загалдели, достали самогон.

Я промёрз так, что не помогла и бочка этого пойла. Сёдла пока, погрузили в арбу. Закопаем, продадим позже. Это, тоже для крестьян. Они станут самыми богатыми в своём селе. Сегодня нужно похоронить этих кавалеристов вместо нас. Это тоже поняли. Один из троицы, забрался верхом и погнал лошадей. Перед тем как тронуться, предложил спасителям, окропить обочину жёлтеньким. Для поверхностного следопыта, хорошая причина для остановки.

Чтоб согреться, я побежал. Выписывал восьмёрки, пока пар не стал валить как от лошади на марше.

Болгары пели, как понял, про парня удалого, которому горы по колено и море не преграда.

— Вода есть?

Сам напился и внутрь залез, Суздалева отпаивать. Хорош. Хватит прохлаждаться, пора в сознание приходить. За жизнь бороться нужно.

Губы поручика обметало белым. Плеснул водой в лицо, дал напиться. Он был ещё не в этом мире, но пил жадно, проливая на грудь.

— Ваня. Вань.

Пока возился с Иваном, понял, что болгары спорят, у кого сегодня ночевать будем, каждый настаивал, что у него.

Тут, взгляд поручика стал почти нормальным, удивлённо глянул на новые тела. За волосы приподнял турка с застывшим выражением удивления.

— Где черкес горбоносый?

— Сменял, Ваня, — привычно пошутил я.

— Ты тоже чёрт? — спросил офицер артеллерист, нащупывая шашку под соломой. — Я тебя не боюсь,

— Зря, — сказал я и насупился, потом улыбнулся, не сдерживаясь.

Молодец, всё — таки православный. Самого чертяку не боится!

Забрал у болгар бурдюк, отпил глоток, и подставил горло самодельной фляги к графским губам.

— Хлебни. Да не жалей. Приходь в себя. Сдается мне, что у тебя грёзы.

6.2

Вынырнув из омута страшных видений, узнал своего спасителя.

— Перекрестись, развей сомнения, казак, — попросил я. Пластун посмотрел на меня вопросительно.

— Перекрестись, — чуть не плача простонал я. Не мог я понять в каком мире нахожусь. Где правда, а где вымысел? Только крест и спасет, если дьявол принял обличье Николай Ивановича.

Микола обмахнулся крестом, видя всё ещё мои недоверчивые глаза, достал нательный крест и ещё раз обстоятельно перекрестился, целуя святой образ на распятие. Я всё еще не верил. Где–то скрывалась тайна, прикрыл глаза, смахивая ресницами слезу, то ли от боли появившуюся, то ли от страха.

— Где я? — прошептал я. Казак не ответил, возился с торбой.

— Где я?! — спросил громче.

— Выпей, Иван Матвеевич. Держи! Дав вот она! Не трясись. В руку сам вложу.

Я машинально сделал несколько глотков и задохнулся, когда горло обожгло. Пелена с глаз стало сходить. Микола оказался прав. В голове прояснилось. Я огляделся, слабо вертя головой. Скрип колёс, тряска, отдающая в спину, жухлая солома — одно пришло на ум:

— Повозка? Мы едем? Куда?

— Арба, — тут же отозвался казак. — Болгары в гости к себе зовут. Поедем? — Подмигнул лихо, словно на пироги нас звали. А может на пироги? И нет никакой войны? Небо то вон какое знакомое. Одно оно. Без начала и края. Спину заломило и я вспомнил про ранение. Вернулся на землю.

— Мне в штаб надо, — я отрицательно закачал головой, — какие гости?! Никак нельзя задерживаться! Война же.

— Да, лежи ты неугомонный! Бежать уже собрался! Журнал свой еще возьми. Зачитаешь донесения.

— А нужно? — на всякий случай спросил я, задумываясь. Как же я мог забыть про журнал? Вдруг спросят?

— Да лежи ты! Не трепыхайся! Забудь про журнал. В гости мы едим. Теперь нам всё можно, — закивал головой Микола, сдерживая зевок и равнодушно посматривая по сторонам. Я даже поверил на какой–то миг, что мы на прогулки, пока казак не продолжил. — Нет дороги у нас назад, Ваня. Проход перекрыт черкесами. Будут искать нас. Как собаки, всё обнюхают.

— Да зачем мы им, Коля? Зачем? — откровенно забеспокоился я. — Зачем мы, диким? У них других забот что ли нет? Аулы, детишки голодные, стада овец! Да, не до нас им!