Золото Плевны

Бабка её, знаменитая знахарка не смогла вылечить главаря шайки башибузуков. Семью вырезали, а малолетнюю Росицу изнасиловали всем отрядом.

Много лет она не разговаривала. Как бабка, лечила крестьян, говорят лучше её. Помогала при родах, женских болезнях, ещё и гадала.

Мужчин, к себе Росица не допускала, да и побаивались её, местные, обходили стороной сельские женихи.

Красимир, показав на хату, сунув в руки чистое исподнее, растворился в темноте.

Дверь хаты открылась, едва я постучал в окошко. Прикрикнув на беснующуюся, на цепи собаку, пропустила меня внутрь.

В жарко натопленной хате, стояло большое парящее корыто.

Показав на него Росица, протарахтела длинную фразу, из которой я не понял ни слова.

— Не спеши, говори медленно, не понимаю. Говори малко побвно. — Я с трудом подбирал слова. Ведунья повторила. Теперь медленее.

Ага, раздевайся, купайся, она уйдёт.

Скинул надавившие чужие сапоги, верхнюю одежду, медленно стал раздеваться. Она стояла и улыбалась. Не отворачивалась и когда, остался в исподнем. Стянул через голову, рубаху, вопросительно смотрел в её чёрные глаза, Росица, только бровь подняла.

— Что смотришь?

— Таких грязных не видела, — но всё–таки отвернулась.

Скинув кальсоны, залез в корыто. Вода была слишком горячая, и я заголосил, но не встал, стерпел. Схватив ведро, Росица добавила холодной, вылив остатки мне на голову, чего–то пропела по — своему и зашлась смехом.

— Чуть не сварила, ведьма, теперь веселишься?!

Девка, собрала мои вещи и загадочно улыбаясь, вышла из хаты.

В горячей ванне, я понял, как устал. На ногах и бёдрах свежие кровоподтёки. Что же с поручиком. Он падал гораздо чаще.

Горячая вода разморила. Кое–как вылез, обтёрся грубым, как дома, рядном, одел чужое исподнее, присел на лавку и …

Безоружные солдаты бегали вокруг. Бегали и падали уже навсегда. Куда подевались ружья, сабли. Выглянув из–за палатки, увидел трёх черкесов с винтовками наперевес. Штыки и зубы в страшном оскале блестели полированным металлом. Кинулся от них, в надежде подобрать где–нибудь оружие. В полной тишине слышу только топот преследователей.

Нырнул между двух палаток и оказался перед высоченным забором. Бежать некуда, а сзади по–хозяйски подходит воин в чёрном. Поднимает подвысь шашку. Кинусь под удар, не давая руке опуститься. Поскальзываюсь, падаю на колени. Свист шашки… и женский голос:

— Вставай, воин.

Глаза! Весь мир в этих глазах.

— Пойдём, — женская рука обнимает за плечи. Тянет вверх. Как восхитительно она пахнет.

Мы возле узкой деревянной кровати.

— Ложись.

— Не можно. Мы не венчаны, — Опять смех.

— Спи. Завтра посватаешься.

Последнее, что слышал, стук двери. До утра проспал без всяких сновидений. Мягкий тюфяк, тёплая перина, с тех пор как покинул дом, так не спал.

Проснулся на рассвете. Затопил потухшую печь. Бельё моё сушилось на морозе. Идти в великоватых подштанниках по селу было невместно. Оставалась ждать хозяйку.

Обстоятельно помолился и за здравие и за упокой.

Дверь впустила хозяйку, вместе с клубами пара,

— Ой, студено! — с улыбкой подошла к нагревающейся печи.

— Гладен*? — гладен, как волк, не признаваться же. Пожал плечами.

Ох и улыбка, чего сельчане её сторонятся. Огонь–девка!

— Крове доене. — Понятно, корову нужно подоить. Мне–то что делать. Снял с плетня штаны, пристроил возле печки. Ивана проведать нужно.

Пока я ел хлеб с мёдом, запивая тёплым молоком, Росица, громадным утюгом, набитым углями, сушила одежду.

— Теперь будешь чистый.

— Это не моя одежда.

— Приноси свою, постираю в травах.

— Что я могу сделать для тебя?

— Ты уже сделал. К нам в Болгарию пришёл.

Однако я знал, жить одной, ох, как не просто. Вычерпал и вылил грязную воду из корыта, проверил, сколько наколото дров, заглянул в кладовку, мяса почти нет.

Тут пришла соседка, у которой ночевала моя хозяйка. Принесла кусок окорока. Стала тарахтеть, что помочь нужно Росице, мол, односельчане — мужчины плохо помогают, только когда заболеет кто. Она так торопилась, что коренной болгарин плохо её понял, но смысл, я уловил и обещал помочь по хозяйству. В голове уже был план. Расставлю силков на зайцев, может, сделаю лук, подстрелю в ближайшем лесу чего покрупнее. Нарублю дров, чтоб до весны хватило, ну и чего хозяйка попросит, если такая, попросит.

Оделся в чистое. Какое блаженство. Пошли с ведуньей в хату, где поручика оставили. С неба срывались крупные, пока редкие, хлопья снега.

На встречу бежал Дончо,

— Лекарь другар твой увозит.

Третий день страдаю думами, ладно ли я поступил, что позволил лекарю увезти Ивана. С одного боку, правильно. Места мне в докторской бедарке не было, но мог ведь, бегом сопровождать.

На хорошем французском доктор посоветовал выдавать себя и поручика за французских военных инженеров, пострадавших от налёта неизвестных всадников.

— Тут сейчас, много разных на дорогах шалят. Иноземцев обобрать — милое дело.

— Что с Жюлем.

— Жюль?

— Маню.

— Занятное имя.

— Военное прозвище.

— Нужно рану почистить, пока заражение не началось, пока ничего страшного, но время дорого. Вы, месье, задержитесь здесь, пока я хозяйку имения подготовлю.