Золото змея. Вызов стае

Сколько лет живу, а запахи не перестают меня удивлять. Они не просто перемещаются и оседают на поверхностях, оставляя сообщения о событиях и людях, они постоянно меняют конфигурацию. Например, я совершенно точно знаю, какая конфигурация запахов у порядка. Она простая и понятная, как алфавит. Тут пахнет книгами, а тут деревом. Здесь дает о себе знать несвежее постельное белье, а вот здесь – кружка с чаем.

Сейчас я стоял посреди квартиры Кавы и знакомился с новой для себя конфигурацией, которая присуща абсолютному хаосу. За время, прошедшее с тех пор, как тут перевернули все вверх дном, запахи успели успокоиться и осесть, образовав весьма необычные сочетания. Вот, например, на цветастом плетеном коврике под моими ногами лежит перевернутая кастрюля. Остатки давно пропавшего супа вытекли из нее и засохли на коврике некрасивым желтым пятном. В итоге коврик пахнет супом или же суп отдает ковриком – уже даже я не разберу.

Сделав пару шагов сторону, я наткнулся на еще одну необычную конфигурацию. Полки в стоящем у стены открытом стеллаже проломились, и туда как во впадину скатились книги, присыпанные сверху землей из разбитого горшка с растением. Видимо, земля была влажная, потому что страницы в книгах взбухли и начали плесневеть. Запах плесени смешался с запахом стоящего рядом распотрошенного кресла, обивка которого свисала лоскутами, собирая по полу пыль.

Я походил по квартире, продолжая принюхиваться. Если запахи порядка образовывали своего рода фонетическое письмо, из которого можно было последовательно получать информацию, то запахи хаоса сплетались в причудливые иероглифы, которые надо читать целиком. А такого навыка у меня точно нет. И как мне, спрашивается, искать здесь дневники Кавы?!

– Вы долго еще? – спросил заглянувший в квартиру полицейский.

Мужчина в черной форме неохотно пустил меня внутрь, несмотря на официальное разрешение от председателя Совета, которое я сунул ему под нос. У меня возникло ощущение, что ему глубоко начихать на решения Совета, к которому он не питает ни капли уважения. Однако печать председателя все еще имеет силу в этой стране. Печать и новое постановление, заставившее Управление допустить Совет до расследования пожара. Меллар сказала мне о нем, когда передавала письмо. И эта информация оказалась нелишней: пришлось напомнить несговорчивому полицейскому про этот документ, чтобы он пропустил меня внутрь.

– Прошло три минуты, – ответил я. – Вы сказали, что дадите мне пятнадцать.

Полицейский сверкнул на меня недовольным взглядом и прикрыл за собой дверь. Черт, я не смогу сосредоточиться на поиске, если он все время будет врываться сюда и отвлекать.

Развернувшись, я еще раз прошелся по залу. К счастью, квартира Кавы, которую я никогда раньше не видел, потому что она переехала сюда после нашего расставания, не вызывала у меня никаких эмоций. Кроме, пожалуй, отвращения от учиненного здесь беспредела. Это хорошо. Это значит, я смогу мыслить рационально. Итак, с чего начать? Дневники, дневники… Кава сказала, она их где-то спрятала. В каком-то тайнике… Я еще раз оглядел разруху вокруг. Ни одного целого предмета мебели, о каком вообще тайнике может идти речь?

Я заглянул в другие комнаты, осматриваясь. Полнейший беспорядок. Глазами я ничего не замечу, а руками у меня нет времени работать. Значит, придется все же положиться на нюх. Но эти сочетания запахов… они сбивают с толку. Из них трудно что-то вычленить.

Подождите… Меня вдруг осенило. Здесь ведь полнейший хаос. И пахнет хаосом. Получается, мне нужно пытаться найти в хаосе порядок. Я должен искать запахи порядка! То, что не образовало чужеродного сочетания, а осталось лежать само по себе, никем не тронутое и незамеченное.

Я начал жадно принюхиваться.

Спустя какое-то время тщетных поисков взглянул на часы – прошло еще пять минут. Я не успеваю! Заметался по комнатам, выхватывая запахи и пытаясь обнаружить среди них тот, который не похож на все остальные. Комод, на который я наткнулся в спальне, отдавал формальдегидом, скрепляющим опилки. Зачем Кава купила этот суррогат мебели? Сам я формальдегид вдыхал лишь раз, когда пролил на свою новенькую тумбу воду, из-за чего древесно-стружечная плита расслоилась, и токсичное вещество вырвалось наружу. Вот тогда я и стал сторонником деревянной мебели.

Формальдегид пахнет резко, практически заглушая другие запахи. Он успел немного выветриться, но все равно заставил меня поморщиться. Я отошел в сторону и встал у стены, на которой в рамке висел чудом сохранившийся гербарий. При взгляде на него меня накрыла ностальгия. Кава любила придумывать затейливые композиции из засушенных листьев. Она собирала их ранней осенью или поздней весной, после чего раскладывала по блокнотам. Там они лежали некоторое время, принимая идеально ровную форму, а потом занимали место на стенах. Я прикоснулся к рамке с гербарием. Вот он – след моей Кавы.