Золотое дно

Инженер снова подтянулся вверх и, просунув руку в окошко, нащупал скобы на крышке. И вот опять нечеловеческие усилия, чтобы сдвинуть с места тяжелую крышку, повернуть ее в своей нарезке.

Это все длилось мучительно долго. Васильеву казалось, что руки его больше не слушаются, что в них лопнули жилы.

Наконец крышка слегка подалась и дальше уже спокойно пошла.

Первые незабываемые минуты… Чувство неизъяснимого блаженства охватило Васильева, когда он высунулся из люка, опираясь о его края локтями, и, вздохнув полной грудью, огляделся по сторонам.

Рассветало. Заря вставала бледная, слегка розоватая; она освещала белые мелкие барашки на волнах. Похоже, что это ветер рассыпал по воде тонкие лепестки цветущих яблонь. Берегов не видно. Море казалось огромной чашей. И в ней плавала маленькая горошинка — белый шар…

Положение Васильева оказалось очень сложным. Авария с подводным домом случилась вдали от обычных морских путей, проложенных на картах пунктиром. Здесь обычно не ходили ни торговые, ни пассажирские суда. В эти места, так далеко от берега, не часто заплывали и рыбачьи баркасы.

«Хорошо, если нашли тот шар, с которым я послал тетрадь, — подумал Васильев. — Но на это надежды мало… Вдруг эта цистерна тоже где-нибудь плавает поблизости? Ничего неизвестно. Может быть, и нас унесло во время бури чорт знает куда, не только далеко от морских путей, но и от того места, где шар поднялся из-под воды».

Какое синее это море… Наверное, оно никогда таким не было. Васильев навсегда запомнит эту словно ядовитую синеву. Только синий цвет. От него кружится голова, болят глаза. Противная тошнота подступает к горлу.

Васильев не знал, как защитить себя от солнца. Обмотав рубашкой голову, он снова высунулся из люка и до боли в глазах смотрел на горизонт.

Неподалеку от него пролетал баклан. Может быть, как замечают моряки, близко земля… Ему показалось, что на горизонте белеет какое-то, пока неясное, очертание то ли берега, то ли парохода.

Нет, это не пароход. Светлая полоска не движется. Она стоит на месте. Ветер несет шар к ней навстречу. Васильев всматривается. Перед ним из тумана выплывает небольшой островок.

Уже виден его низкий каменистый берег. Нет, пожалуй, это даже не островок, а просто груда камней, внезапно поднявшаяся со дна моря. Таких бывает немало на Каспии…

Васильев вынес на берег Синицкого, затем с большим трудом вытащил шар и, подложив под него камни, чтобы он не скатился обратно в море, выпрямился во весь рост, осматриваясь по сторонам. Действительно, маленький островок, площадью всего лишь в несколько десятков квадратных метров, покрытый галькой и обломками скал, лишенный растительности, не мог вызвать даже у самого непритязательного путешественника какие бы то ни было симпатии.

Васильев взглянул на белый шар. Издали его не увидишь на светлом берегу. Он сливается с цветом гальки. Как же его найдут? Даже зажечь нечего на этом каменистом острове, чтобы хоть дым увидели. Но что делать с Синицким? Инженер достал фляжку с водой.

Стараясь не разлить ни одной капли драгоценной влаги, он приподнял голову товарища и приблизил стаканчик к его губам…

Синицкий долго не мог понять, что с ним произошло. Он вспомнил, что потерял сознание. А сейчас? Где он? Кто это? Что за человек приподнял ему голову и держит перед ним блестящий стаканчик? Все его тело болело. Он то закрывал, то открывал глаза, силился что-то рассмотреть вокруг себя. Кто же это перед ним?

Словно из тумана, выплыло знакомое лицо капитана подводного дома. «Ну, значит, жив!» обрадовался Синицкий, но все-таки для большей уверенности спросил:

— Это вы, Александр Петрович?

Он сказал это так тихо, что Васильев его не слышал. Но, увидев, что Синицкий смотрит на него вполне сознательно и даже пытается улыбнуться, инженер облегченно вздохнул:

— Ну, наконец-то! Как вы напугали меня, Синицкий!

Глава тридцать вторая ТУМАН НАД КАСПИЕМ

Капризно и беспокойно Каспийское море. Редко, очень редко выпадают штилевые дни. В такой день летчику, привыкшему к своей коротенькой получасовой трассе Баку — Красноводск, хочется спуститься пониже, пролететь над самой водой и, высунувшись за борт кабины, посмотреть на отражение своего самолета в зеркальной воде. Такие дни надо отмечать красным в календаре, как праздничные, если бы только знать, когда они будут. Впрочем, и в такой день часто к вечеру подует ветерок, сначала робкий, неуверенный, а затем через час разбушуется во-всю, и тот же летчик, уже на обратном пути, стиснув зубы, с тревогой сжимает ручку управления и старается забраться повыше.

Бывают и другие причуды у Каспия. По утрам он иногда кутается в теплую шубу. Густой белый туман накрывает его.

Летом и даже ранней осенью такие капризы бывают редко.