Тот, сделав вид, что не заметил этого взгляда, мурлыкая себе под нос, подошел к цистерне, наклонился к люку, ощупал выходящие из шара контакты и проговорил:
— Честное слово, Александр Петрович, я до сих пор не могу притти в себя от изумления! Как это вы здорово придумали — замкнуть рубильник изнутри шара!
Васильев сидел на песке и задумчиво бросал один за другим камешки в воду. Они низко летели над волнами, затем со звонким плеском скрывались под водой. Ему нравились эти короткие четкие всплески, похожие на цоканье лошадиных копыт.
— Александр Петрович, — послышался голос Синицкого, — мне кажется, что за половину крохотной булочки — знаете, такие бывают поджаристые, с тонкой корочкой — я бы отдал полжизни…
— Молчите, Синицкий! Иначе я вам предложу целую булку, чтобы вы с жизнью совсем распростились.
— Ну, не буду. Все! — Синицкий умолк и, как показалось Васильеву, заснул.
От воды поднимался туман; тяжелый и густой, он растекался по острову. Казалось, что здесь воздух насыщен ядовитыми испарениями.
Вот уже село солнце. Черная завеса спустилась откуда-то с высоты, закрыла весь горизонт, оставив внизу, у самого моря, красноватую тусклую полоску. Скалы стали совсем лиловыми и через несколько минут растаяли в тумане.
Васильеву опять кажется, что он снова там, внизу, в подводном доме. Жарко. Пламя вырвалось из буровой, оно подбирается к нему все ближе и ближе. Вот языки огня лижут волосы, вот касаются лба. О, как мучительны эти воспоминания! Неужели он навсегда расстался с подводным домом? Он строил его всю свою жизнь. Перед глазами проносятся картины далекого детства. Солнечное утро. Он на берегу реки, прилаживает на себе маску старого противогаза без коробки. Короткая резиновая трубка приклеена к маске. Трубка с поплавком и наконечником. Вот он, дрожа от утренней сырости, раздевается, надевает маску; осторожно установив поплавок и взяв большой камень в руки, опускается в воду. Он чувствует себя водолазом. На глубине двух метров резиновый шланг болтается над головой, и дрожит над ним тень поплавка. Он впервые знакомится с подводным миром и в изумлении разглядывает зеркальное небо подводных обитателей, сквозь которое прорываются косые солнечные лучи. Тяжело дышать. Надо скорее бросать камень и выплывать на поверхность.
Бегут воспоминания. Вот он строит модель подводного танка с резиновым мотором. Первые испытания… Колесный танк из тонкой жести проходит по дну глубокого ручья, и его первый пассажир — котенок — испуганно выпрыгивает из жестяной коробки.
Снова меняются картины воспоминаний. Вот уже электрическая модель. А затем чертежи, чертежи… Многолетняя учеба, тысячи вариантов, сотни моделей… Баку, нефть… Морские буровые, изучение бурения и снова варианты, конструкции, модели… Чертежи, расчеты… Снова чертежи… Завод на Урале, где строили его подводный дом сотни человек. Год работы в цехе на сборке. Испытания на земле. Транспортировка его по Волге, и вот наконец…
Он помнит этот день, когда дом впервые двинулся от берега, погружаясь в воду все глубже и глубже. В этот момент он чувствовал себя счастливейшим человеком на земле. А сейчас? Нет, неужели нельзя поднять его?
— Но как подвести понтоны? — как будто бы спрашивая самого себя, тихо прошептал Васильев.
— Вы о чем, Александр Петрович? — встрепенулся Синицкий.
— Тысячи тонн… нагрузки… Как поднять? — продолжал Васильев.
Стараясь отвлечь своего друга от печальных мыслей, связанных с гибелью подводного дома, Синицкий подвинулся к нему и мечтательно проговорил:
— Вы знаете, Александр Петрович, иногда мне кажется, что все-таки остались на земле романтические приключения. Конечно, очень трудно поверить, что в век атомной энергии, радиолокации, ракетных двигателей два человека вдруг оказались на необитаемом острове. — Синицкий помолчал и добавил: — Слово-то какое — «необитаемый»! Я о нем только в детстве слышал.
— Насколько я понимаю, ваше детство окончилось года два назад, — хмуро заметил Васильев и подумал: «Пожалуй, многим следует поучиться у этого мальчика, как себя вести в подобном положении».
Медленно тянулось время.
Васильев на минуту забылся. Но что это?
Он слышал гул самолета. Может быть, он бредит? Вот уже близко, совсем над головой… Их ищут? Откуда самолет ночью? Здесь не может проходить пассажирская трасса. Ревет мотор. Вот, кажется, он рядом…
Все пропало. Тишина, плеск волн…
Васильев взглянул на темное небо. Туман, ничего не видно. Над островом туман еще гуще. Как будто белесые призраки в длинных одеждах встали сплошной стеной. Они взялись за руки и медленно направляются к шару. Вот они уже совсем близко… Они заходят со всех сторон. Они пытаются окружить его…
Но что это? Неужели ему только кажется? Нет, нет, он не бредит.
На противоположном конце острова показались огни. Они светились голубоватым пламенем, словно карманные фонарики. Иногда они гасли и затем вспыхивали в новом месте. Васильеву казалось, что огни приближались к нему. Он не мог сдвинуться с места, какая-то непонятная сила удерживала его около шара. Огоньки мерцали и передвигались.