– В Детройте до сих пор выявляют по десятку, а то и по пятнадцать случаев в год, – объявил мальчишка из старшей школы. – Там вокруг до сих пор куча радиоактивных озер, а местные в них купаются, несмотря на все робомаяки.
– А этот, которого выявили в Сан-Франциско, из какой был породы? – заинтересовался коммивояжер.
– А-а, из обычных, – отмахнулась официантка. – Глазастый, спина скрючена, ступни без больших пальцев…
– То есть из этих, что в темноте видят? – уточнил коммивояжер.
– Ага. Мать его прятала. Говорят, аж до трех лет. Уговорила доктора, давнего друга семьи, справку для СИД подделать.
Заезжий коммивояжер допил кока-колу и о чем-то задумался, рассеянно поигрывая пачкой сигарет и вслушиваясь в общий, с его же подачи начавшийся разговор. Мальчишка из старшей школы, в азарте подавшись к подруге, поражал ее глубиной познаний. Поджарый фермер с пожилым коммерсантом, усевшиеся рядом, вспоминали былое – последние годы Войны, еще до начала первого Десятилетнего Плана Восстановления. Шофер такси и двое рабочих наперебой хвалились жизненным опытом.
Наконец коммивояжер кивком подозвал к себе официантку.
– Наверное, – задумчиво сказал он, – этот случай во Фриско наделал здесь немало шуму. Такое происшествие, да прямо под боком…
– Наделал, уж это точно, – проворчала официантка.
– А ведь ваш берег Залива почти и не зацепило, – продолжал коммивояжер. – Пожалуй, у вас их вовсе быть не должно.
– И нету, – вмиг отвернувшись, буркнула официантка. – И никогда не бывало. Ни одного.
С этими словами она сгребла со стойки грязные тарелки и направилась в кухню, к мойке.
– Так-таки и ни одного? – удивился коммивояжер. – Ни единого дэва на всем вашем берегу?
– Да. Ни единого.
Официантка скрылась за дверью, а в зал, на минутку оторвавшись от плиты, выглянул повар – здоровый малый в белом переднике, с густо татуированными запястьями. Ответ ее прозвучал резковато, напряженно, чуть громче, чем следовало. Поджарый фермер, осекшись, умолк, вскинул голову, насторожился.
Следом за ним замолчали и остальные. В кафе воцарилась зловещая, звонкая тишина. Все вокруг, помрачнев, дружно уткнулись в тарелки.
– Ни единого, – во весь голос, отчетливо, не обращаясь ни к кому в отдельности, подтвердил шофер такси. – Ни единого случая.
– Ну да, – поспешно согласился с ним коммивояжер, – я просто…
– И зарубите это себе на носу, – добавил один из рабочих.
Коммивояжер растерянно моргнул.
– Конечно, братцы. Конечно, – забормотал он, нервно роясь в кармане. Оброненные им второпях квортер и дайм со звоном покатились по полу, коммивояжер поспешил подхватить монеты. – Я ведь обидеть-то никого не хотел. Я…
Никто не откликнулся. Молчание затянулось. Наконец мальчишка из старшей школы, только-только сообразивший, что остальным сказать нечего, порывисто вскочил на ноги.
– А я вот слыхал, – горячо, упиваясь собственной осведомленностью, заговорил он, – слыхал, будто возле фермы Джонсона видели кого-то, похожего на одного из этих…
– Закрой рот, – оборвал его пожилой коммерсант, даже не повернув головы.
Мальчишка, разом осекшись, покраснел как рак, опустился на диванчик, поник головой и нервно дернул кадыком.
Коммивояжер расплатился с подошедшей официанткой за кока-колу.
– Скажите, как отсюда до Фриско поскорее доехать? – начал он, однако официантка уже повернулась к нему спиной.
Сидящие за стойкой, словно не слыша вопроса, целиком сосредоточились на еде. Ни один даже взгляда не поднял. Все ели, ели во враждебной, гробовой тишине, без улыбок, без единой искорки дружелюбия в глазах.
Подхватив с пола пухлый портфель, заезжий коммивояжер распахнул затянутую сеткой дверь, шагнул за порог, под нещадно палящее солнце, и направился к видавшему виды «Бьюику» 1978 года, припаркованному у обочины, метров за десять от входа в кафе. Неподалеку, укрывшись в тени полотняной маркизы, местный коп в синей форме автодорожной полиции лениво беседовал о чем-то с девушкой в платье желтого шелка, влажно облепившем ее стройное тело.
Остановившись возле машины, коммивояжер взмахом руки подозвал полисмена к себе.
– Послушайте, вы ведь наверняка знаете этот городок как свои пять пальцев?
Тот окинул оценивающим взглядом мятый серый костюм приезжего, обвисшую «бабочку», рубашку в пятнах пота, с особым вниманием оглядел неместные, выданные полицией другого штата номера.
– А что вам требуется?
– Мне нужна ферма Джонсона, – пояснил коммивояжер, шагнув к полисмену с небольшой белой карточкой, зажатой меж пальцев. – Я его поверенный из Нью-Йоркской Гильдии. Прибыл повидаться с ним насчет одного иска. Не могли бы вы напомнить, как к нему проехать? Запамятовал, понимаете ли… уже года два в этих краях не бывал.
Нат Джонсон взглянул на полуденное солнце. Погода выдалась – просто на славу. Худощавый, жилистый, в красной клетчатой рубахе и джинсах из грубого полотна, с трубкой в пожелтевших зубах, он с удобством устроился на нижней ступени крыльца. Несмотря на шестьдесят пять крайне активно прожитых лет, его огромные руки ничуть не утратили силы, а поседевшие, серебристо-стальные волосы – густоты.