Золотой человек

Вмиг оживившийся Толби расправил плечи, напряг могучие мускулы, приставил ладонь ко лбу. Вид городка впереди моментально привел его в доброе расположение духа.

– Клянусь богом, он прав. Поселение. Не мираж. Видишь, Сильв? – заговорил он, в предвкушении потирая ладони и облизнув пухлые губы. – А ты что скажешь, Пенн? По парочке пива, да в кости с пейзанами местными перекинуться… а может, и заночевать. Под бочком у одной из тех деревенских девок, что вечно трутся поблизости от кабаков…

– Э-э, знаю я их, таких, – перебил его Пенн. – Маются от безделья… вынь да положь им крупные торговые центры да парня, чтобы в мехтряпки со швейных мануфактур нарядил и взял с собой, мир поглядеть!

Фермер, пахавший землю невдалеке от дороги, остановил лошадь, оперся на грубо сработанный плуг, сдвинул к затылку широкополую шляпу и с любопытством уставился на идущих.

– Как тот городок называется?! – заорал во весь голос Толби.

Фермер – тощий, жилистый старикан – задумался.

– Вон тот-то? – переспросил он.

– Ну да, вон тот, впереди!

Фермер окинул троицу пристальным взглядом.

– Прекрасный городок, – сообщил он. – Вам в наших краях бывать доводилось когда?

– Нет, сэр, не доводилось, – ответил Толби.

– Гляжу, подвода у вас сломалась?

– Нет, мы – на своих двоих.

– Издалека?

– Миль сто пятьдесят прошагали.

Фермер оценивающе оглядел тяжелые заплечные мешки на их спинах, толстые, шипастые подошвы дорожных ботинок, пыльную насквозь одежду, следы струек пота на грязных лицах, джинсы с полотняными рубашками и, наконец, айронитовые посохи.

– Да, путь неблизкий, – пожевав губами, рассудил он. – А далеко ли направляетесь?

– А сами не знаем. Идем, куда ноги несут, – ответил Толби. – Есть тут поблизости место, где можно остановиться? Гостиница, постоялый двор?

– Город наш называется Ферфакс, – обстоятельно, не спеша, заговорил фермер. – Имеется в нем лесопилка, одна из лучших на весь мир. И пара гончарных мастерских. И заведение, где продают одежду, машинами сшитую. Настоящие мехо-одежки. И оружейная мануфактура, где льют лучшую дробь по эту сторону Скалистых гор. И пекарня. Еще у нас тут живет старик-доктор. И адвокат. И люди с книжками, чтобы детишек грамоте обучать. Прикатили с учебниками, школу в старом амбаре устроили.

– А народу в городе много? – поинтересовался Пенн.

– Народу-то? Уйма. И детей рождается много. Старики помирают, конечно… но бывает, что и детишки тоже. Вот в прошлом году случилась у нас лихорадка, так ребятишек умерло около сотни. Доктор сказал: это, мол, из-за водяной скважины. Засыпали мы ту скважину, а ребятишки все равно мрут. Тогда доктор сказал: это, мол, из-за молока. Половину коров в округе отправили на убой… но я свою не отдал. Вышел с ружьем да пристрелил первого, кто за моей коровой явился. А как только осень пришла, детишки умирать перестали. По-моему, все дело в жаре.

– Да, жара у вас – будь здоров, – согласился Толби.

– Это верно, край у нас жаркий. И с водой туговато, – хитро прищурившись, добавил старик. – А вы, ребята, небось пить хотите страсть как? Вон, юная леди совсем из сил выбилась. Так у меня под домом, в земле, с полдюжины бутылок воды лежит. Чистой, холодненькой… по красненькой за стакан.

Толби от души расхохотался.

– Спасибо. Сам пей.

– Ну, по два стакана за красненькую, – поколебавшись для виду, уступил фермер.

– Нет, не нуждаемся, – вмешался в разговор Пенн и многозначительно хлопнул по фляге у пояса. – Счастливо оставаться, папаша!

Все трое двинулись дальше.

Лицо фермера разом утратило все добродушие.

– Чтоб они провалились, эти пришлые, – проворчал он и, подхлестнув лошадь, навалился на рукояти плуга.

* * *

В изнывающем от жары городке царили тишь и покой. На спины осоловелых лошадей у коновязей, жужжа, усаживались мухи. У обочин замерло без движения несколько ржавых машин. Немногочисленные прохожие вяло, нога за ногу, брели куда-то по своим делам. На крылечках клевали носами поджарые, жилистые старики. Под домами, в тени, устроились спать псы и куры, а сами дома – старые, тесные, наспех сколоченные из облезлых, сплошь в трещинах досок – давным-давно покосились, обветшали, рассохлись под натиском времени и беспощадного солнца. Все вокруг – и убогие домики, и домашнюю живность, и безучастных, ко всему равнодушных людей – покрывал толстый слой пыли, сухо поскрипывавшей на зубах.

Навстречу путникам из открытого дверного проема выступили двое – исхудавшие, как смерть, но с виду довольно крепкие.

– Вы кто такие? С чем пожаловали?

Путники, остановившись, вынули из карманов удостоверения личности. Местные принялись внимательно изучать запаянные в пластик карточки с фото, отпечатками пальцев и датами, и, наконец, вернули документы владельцам.

– Эл-А, – покачав головой, удивился один. – Вы вправду из Лиги Анархистов?

– А то, – подтвердил Толби.

– Даже девчонка? – Оба уставились на Сильвию с мечтательной поволокой в глазах. – Знаете что, уступите нам девчонку на время, и обойдемся без пошлины с проходящих, а?