Шагая вдоль коридора, он с облегчением перебирал четки, безмолвно молился, вертя в пальцах крохотные красные пилюли, блестящие глянцем бусинки – дар трудников, заменивших ими старые, выцветшие. Понимая, насколько – и как скоро – они ему пригодятся, Сун-у крепко сжимал четки в руке и не променял бы их даже на все блага мира. В ближайшие восемь месяцев их следовало беречь как зеницу ока, ни на минуту не забывать о них, роясь в развалинах испанских городов… и до тех самых пор, пока его не настигнет моровое поветрие.
Четок из капсул пенициллина никто из бардов до него еще не носил.
Последнее из государств
Вокруг постепенно вновь складывалась картина реальности. Из небытия он возвращался нехотя: груз сотен лет, как ни крути, тяжел. Устал он жутко. Восхождение далось нелегко, с болью, с мукой… однако где-то в глубинах сознания уже робко теплилась радость.
Восемь тысяч раз… восемь тысяч раз он точно таким же образом выбирался обратно, и с каждым разом карабкаться наверх становилось все труднее и труднее. Настанет день, и сил на подъем не хватит. Однажды он так и останется в непроглядной тьме. Однажды… но не сегодня. Пока что он жив.
Мучительную боль и усталость затмила радость победы.
– Доброго утра, – звонко заговорил кто-то рядом. – Прекрасный выдался день! Вот я отдерну шторы, сами увидите.
Да, он все видел и слышал, только пошевелиться почему-то не мог и, лежа без движения, вбирал, впитывал зрительные впечатления, приливной волной хлынувшие со всех сторон. Ковры, обои, тумбочки. Лампы, картины. Письменный стол с экраном видеофона. Ярко-желтые лучи солнца из-за окна. Лазурное небо. Холмы вдалеке. Поля, здания, дороги. Заводы и фабрики. Рабочие. Машины…
Тем временем улыбчивый, совсем еще молодой Питер Грин деловито наводил в комнате порядок.
– Дел на сегодня – невпроворот, – продолжал юноша. – Посетителей к вам собралась куча, а сколько указов нуждаются в подписи, сколько дел ждут решений!.. Сегодня суббота, а значит, придут и из дальних секторов. Надеюсь, техники сделали все как следует… да, разумеется, сделали! – поспешно добавил он. – Я по дороге сюда разговаривал с Фаулером. Все починили. Все привели в порядок.
Приятный юношеский тенорок, яркий свет солнца… слух, зрение… а как же со всем остальным? С прочими ощущениями?
Попытка поднять руку ни к чему не привела.
– Вы не волнуйтесь, скоро и остальное в норму придет, – сказал Грин, почувствовав его страх. – Все будет в порядке, как же иначе? Нам ведь без вас никуда. Без вас все мы погибнем.
Это его успокоило, однако тревога сменилась приливом глухого, мутного раздражения. Господь свидетель, подобное нередко случалось и прежде. Почему им никак не скоординировать усилия? Отчего не сделать все сразу? Надо бы пересчитать им график. Оптимизировать ход работ.
За окном, пыхтя и фырча, остановился приземистый металлический автомобиль. Выскочившие из кабины люди в форменных комбинезонах с охапками тяжелого инструмента и прочего снаряжения рысцой устремились к парадному входу в здание.
– Ну вот и они, – с облегчением объявил Грин. – Опоздали немного.
– Опять в пробке застряли, – проворчал вошедший в комнату Фаулер. – Опять в сети светофоров какие-то неполадки. Поток извне смешался с городскими потоками и все закупорил наглухо. Эх, пересчитали бы вы интервалы!
Вокруг закипела работа. Перед глазами, словно пара огромных лун, стремительно рухнувших вниз, возникли лица Фаулера с Маклином. Оба деловито, слегка встревоженно оглядели его, затем его перевернули на бок. Приглушенные разговоры, отрывистые перешептывания, лязг инструментов…
– Вот здесь, – проворчал Фаулер. – Не там. Нет, с этим после. Осторожнее. Так, а теперь вот сюда выводи…
Работа продолжилась в напряженном молчании. Техников он разглядеть не мог, но знал: они рядом. Время от времени свет заслоняли смутные силуэты, а его самого поворачивали туда-сюда, толкали с места на место будто мешок муки.
– О’кей, изолируйте, – велел Фаулер.
Вновь долгая тишина. Оставалось одно: бездумно разглядывать стену, слегка выцветшие голубые с розовым обои. Старинный орнамент виньеток окружал изображения дамы в фижмах, с крохотным зонтиком над изящным плечом. Белая блузка, отделанная рюшем, крохотные носки башмачков, потрясающе чистый щенок у ноги…
Наконец его снова перевернули лицом вверх. Пятеро техников застонали, закряхтели от натуги, пальцы их замелькали в воздухе, мускулы вздулись, заиграли под тканью рубашек. Спустя какое-то время они выпрямились и отступили назад. Фаулер устало вытер со лба пот. Остальные техники замерли, не сводя с него мутных, осоловелых взглядов.
– Давайте, – прохрипел Фаулер. – Врубаем.
Разряд электричества встряхнул его так, что он невольно ахнул, тело изогнулось дугой и медленно, плавно выпрямилось.
Тело! Теперь он не только видит и слышит – чувствует!
Для пробы подняв руки, он коснулся собственного лица, плеча, стены. Стена оказалась вполне настоящей – осязаемой, твердой на ощупь. Весь мир вновь стал трехмерным.
Устало склонив голову, Фаулер с облегчением перевел дух.
– Ну слава богу! Как себя чувствуете?