Золотой человек

Высвободившийся Чарльз бросился бежать, не разбирая дороги. Спрятаться… где бы спрятаться? Путь к дому преграждал притворяха. Мало этого, страшилище в обличье отца уже двигалось следом – крадучись, вглядываясь во мрак в поисках беглеца. Не сводя глаз со зловещей черной фигуры, Чарльз с замирающим сердцем попятился прочь. Спрятаться бы где-нибудь, только где?

Бамбук!

Стараясь как можно меньше шуметь, Чарльз юркнул в заросли. Огромные, изрядно старые стебли бамбука с глухим дробным стуком сомкнулись за его спиной. Тем временем притворяха покопался в карманах, чиркнул спичкой, подпалил ею разом всю книжечку.

– Чарльз, – заговорил он, – я знаю, ты где-то здесь. Прятаться бесполезно. Ты только напрасно усложняешь всем жизнь.

С бешено бьющимся сердцем мальчик присел на корточки, съежился среди стеблей бамбука. Землю под ногами устилала всевозможная гниль – прополотые сорняки, щепки, газеты, коробки, изношенное тряпье, трухлявые доски, жестянки из-под консервов, бутылки. В россыпях мусора кишмя кишели пауки и саламандры. Бамбук легонько покачивался на вечернем ветру. Мелкая живность, грязь…

И кое-что новенькое.

Над одной из куч гнили возвышалось, уходя в нее основанием, нечто вроде безмолвного, неподвижного ночного гриба – округлый белесый столб, студенистая масса, влажно поблескивавшая в свете луны. Сверху донизу укутанный в паутину, «гриб» больше всего походил на громадный заплесневелый кокон. Сквозь слой паутины проступали смутные очертания рук, ног и безликой, от силы наполовину сформировавшейся головы… однако кто это, Чарльз понял с первого взгляда.

Мать-притворяха. Растущая здесь, в гнили и сырости между гаражом и задней стеной дома. Среди высоченных бамбуковых зарослей.

Растущая… и почти выросшая. До полной зрелости ей – всего два-три дня. Пока что она еще личинка – белесая, нежная, студенистая, но вскоре солнце обогреет ее, до каменной твердости высушит панцирь. Окрепшая, потемневшая личинка выберется из кокона и однажды, как только мать подойдет к гаражу… Позади матери-притворяхи белела в потемках еще одна студенистая личинка, отложенная сороконожкой совсем недавно – маленькая, едва-едва появившаяся на свет. Чуть левее из мусора пеньком торчали остатки кокона, в котором рос отец-притворяха. Он тоже вызрел здесь, за гаражом, а после подкараулил отца в гараже, и…

Не помня себя от страха, Чарльз двинулся мимо трухлявых досок, мимо слизистых грибов-коконов, через отбросы и гниль, к забору, из последних сил ухватился за его кромку, подтянулся… но тут же мешком сполз на землю.

Еще одна… Еще личинка… только ее Чарльз поначалу не разглядел. Не белесая, уже потемнела. От студенистой мягкости, от влажного блеска под паутиной не осталось даже следа. Созрела… даже слегка шевелится, плечом еле заметно поводит.

Чарльз. Притворяха-Чарльз…

Стволы бамбука раздвинулись в стороны, и на запястье мальчишки клещами сомкнулись пальцы отца-притворяхи.

– Вот здесь и стой. Здесь тебе самое место. Стой и не дергайся, – велел притворяха, разрывая свободной рукой остатки кокона, спеленывавшего притворяху-Чарльза. – А я ему помогу: он еще слабоват.

Освобожденный от последнего лоскута влажных серых тенет, притворяха-Чарльз неуверенно, пошатываясь на ходу, точно малыш, впервые вставший на ноги, вышел наружу, а отец-притворяха поспешил разбросать ногой мусор, преграждавший ему путь к настоящему Чарльзу.

– Сюда, сюда, – заворковал он. – Я его подержу. Насытишься, сил наберешься, и…

Притворяха-Чарльз разинул рот, пожевал губами и алчно потянулся к Чарльзу. Мальчишка отчаянно рванулся прочь, однако громадная ручища отца-притворяхи без труда удержала его на месте.

– Прекрати буйствовать, молодой человек, – велел отец-притворяха. – Самому же будет намного проще, а не то…

Внезапно он, выпустив Чарльза, завизжал, забился в конвульсиях, задергался, отпрянул назад и всей тяжестью тела врезался в стену гаража. Терзаемая болью, тварь в обличье отца скорчилась, засучила ногами, застонала, закряхтела, впилась в землю ногтями, пытаясь отползти. Тем временем притворяха-Чарльз попросту, без затей, обмяк, осел наземь, словно тряпичная кукла, и растянулся во весь рост среди бамбука, на груде полусгнившего хлама, устремив остекленевший взгляд в небо.

Вскоре отец-притворяха тоже угомонился и замер. Вокруг сделалось тихо – только бамбук слегка шелестел, поскрипывал на вечернем ветру.

С трудом поднявшись на ноги, Чарльз выбрался из бамбуковых зарослей на бетон подъездной дорожки. Перетти с Дэниэлсом опасливо, глаза – что блюдца, подошли к нему.

– Близко пока не суйтесь, – деловито, отрывисто распорядился Дэниэлс. – Она еще не подохла. Подождать малость нужно.

– Чем это ты ее? – с дрожью в голосе пролепетал Чарльз.

Дэниэлс, облегченно вздохнув, опустил к ногам бочонок с керосином.

– Вот. Нашел в гараже. Мы, Дэниэлсы, пока из Вирджинии не уехали, каждый год керосином москитов травили.

– Дэниэлс нору этой твари керосином залил, – не скрывая восхищенного изумления, пояснил Перетти. – Вовремя сообразил. Если б не он, всем бы нам крышка.