Бобби Дэниэлс перевернул обломок бетона. В жирном, сыром перегное посреди круга, высвеченного фонариком, блеснуло металлом тонкое членистое тело твари наподобие насекомого с бесчисленным множеством крючковатых лапок. Покрытая броней, точно муравей, красновато-коричневая сороконожка лихорадочно зарывалась в землю, уходя в глубину. Ряды лапок мелькали так, что рябило в глазах, раскисшая от влаги земля поддавалась легко. Втягиваясь в ею же выкопанный туннель, жуткая тварь хищно хлестала из стороны в сторону заостренным хвостом.
Перетти, бросившись в гараж, схватил вилы и пригвоздил ими хвост сороконожки к земле.
– Давай, живо! Из духовушки в нее бей!
Дэниэлс подхватил ружье и прицелился. Первый же выстрел лишил сороконожку хвоста и пары-другой задних лапок. Перебитый стальным шариком у основания хвост бессильно поник; громадная – около фута в длину – сороконожка, судорожно извиваясь, корчась от боли, вновь устремилась в нору.
– Еще! Еще стреляй! – поторопил негритенка Перетти.
Дэниэлс принялся возиться с ружьем. Сороконожка, изогнувшись кольцом, зашипела, замотала головой, впилась жвалами в стальной зуб вил, прижимавших ее к земле. Бусинки темных, недобрых глаз насекомого вспыхнули жгучей ненавистью. Секунду-другую неведомое насекомое тщетно старалось вырваться, грызло зуб вил, а после ни с того ни с сего забилось в таких жутких конвульсиях, что испуганные мальчишки шарахнулись от него прочь.
В тот же миг в голове Чарльза что-то зажужжало. Казалось, этот странный, громкий, металлически жесткий гул в висках и затылке издает целый миллиард туго натянутых струн. Мощь звука валила с ног, частый звон оглушал, путал мысли. Покачнувшись, Чарльз подался назад, и его товарищи – побледневшие, охваченные ужасом – тоже невольно отшатнулись.
– Если духовушка ее не берет, так утопить, наверное, можно, – встряхнув головой, выдохнул Перетти. – Или сжечь. Или булавкой в мозг…
С этим он из последних сил навалился на вилы, удерживая сороконожку.
– У меня есть банка формальдегида, – пробормотал Дэниэлс, без толку возясь с духовым ружьем. – Да как эта штука действует-то? Что с ней такое…
Чарльз выхватил у него духовушку.
– Дай сюда. Сейчас я его…
Припав на колено, он приник глазом к целику, нащупал спусковой крючок. Сороконожка билась, рвалась на свободу, хлестала мальчишек силовым полем, однако Чарльз крепко стиснул ружье, напряг палец…
– Так-так, Чарльз, – раздался над ухом голос отца-притворяхи.
Крепкие пальцы клещами стиснули запястья мальчишки, и, сколько он ни сопротивлялся, все было напрасно. Духовушка выпала из разом обмякших рук, а притворяха шагнул к Перетти. Тот отскочил в сторону, и сороконожка, выскользнув из-под вил, победно устремилась в вырытую нору.
– Тебя, Чарльз, – забубнил притворяха, – ждет хорошая порка. – Что это, скажи на милость, за поведение? Мать, бедная, с ума от волнения сходит, а ты…
Выходит, он подобрался к ним, прячась в тени, укрылся в темном углу, следил… Ровный, монотонный голос притворяхи, до дрожи в коленках похожий на голос отца, рокотал возле самого уха, а притворяха, не умолкая, поволок Чарльза к гаражу. Изо рта его веяло сладковатым холодом: точно так же пах сырой, разлагающийся перегной. Силищей притворяха обладал колоссальной: как Чарльз ни упирался, как ни противился, все было напрасно.
– Брыкаться не стоит, – спокойно приговаривал притворяха. – Идем-ка со мной, в гараж. Тебе это будет только на пользу, Чарльз, мне лучше знать…
– Ну? Нашелся? – донесся с заднего крыльца встревоженный голос матери.
– Да. Нашелся.
– И что ты собрался с ним делать?
– Слегка отшлепать, – откликнулся тот, толкнув кверху створку ворот гаража. На губах его, озаренная тусклым светом луны, мелькнула холодная, до жути бесчувственная улыбка. – В гараже. А ты, Джун, ступай в гостиную. Я сам обо всем позабочусь. Это уж скорее по моей части. Тебе ведь так не по душе его наказывать…
Мать неохотно ушла в дом и притворила за собой заднюю дверь. Как только свет, падавший из кухни наружу, угас, Перетти нагнулся, протянул руку к духовому ружью. Притворяха замер на месте.
– А вам, мальчики, давно пора по домам, – проскрежетал он.
Перетти, стиснув в руках духовушку, в сомнении переступил с ноги на ногу.
– Пора, пора, – повторил притворяха. – Брось игрушку, и вон отсюда.
Не отпуская Чарльза, он спокойно шагнул к Перетти и потянулся свободной рукой к ружью.
– Духовые ружья, сынок, в черте города запрещены. Распоряжением местных властей. Твой отец знает, что ты нарушаешь закон? Пожалуй, отдай-ка эту штуковину мне, пока не…
Хлопок выстрела – и стальной шарик угодил ему прямо в глаз.
Отец-притворяха замычал от боли, прижал к поврежденному глазу ладонь и вдруг с неожиданной прытью бросился на Перетти. Тот, взводя ружье, отпрянул назад, к въезду во двор, но притворяха прыгнул за ним, без труда выдернул из его рук духовушку и молча, одним ударом расшиб ее о стену дома.