Золотой конь Митридата

— Я считаю, что по затылку вы ударили себя сами. Так, на всякий пожарный. Так сказать, подготовка на непредвиденный случай.

— Но это бред, бред! — Лариса запустила руку в медные волосы. — Где мой адвокат?

— Адвокат вам будет предоставлен, — заверил ее Макаров. — На его помощь особо не рассчитывайте. Обвинения по статье сто пять вам не удастся избежать.

— Вы можете позвонить одному человеку? — Красовская дотронулась до его жилистой руки, поросшей редкими седыми волосами. — Это мой друг. Я хочу его увидеть. Он может выступить свидетелем. Я попросила его найти мне покупателя на Айвазовского, и именно он посоветовал мне Притулу. Кроме того, Геннадий Быстров — так его зовут — друг моего покойного мужа и сам коллекционер. Он миллион раз видел картину Айвазовского, висевшую в прихожей. Никогда ни он, ни муж не замечали, что она поддельная. А это означает, что копию мне тоже подбросили, как и пистолет, вместе с деньгами, чтобы подставить.

— Кому так хочется вас подставить? — спросил следователь более миролюбиво, но Красовская закусила губу и отвернулась. Рассказывать все от А до Я было полной бессмыслицей. Если этот Макаров честный, хотя бы относительно, то сочтет ее рассказ бредом. Муж, который не умер… Антикварная мафия, пытающаяся запугать ее… А если он с ней связан, то… О том, что ее ждет в этом случае, не хотелось и думать. Женщина решила, что молчание в данном случае лучше всего. Разумеется, Макаров воспринял его по-своему:

— Вот видите. — Он встал и протянул ей лист. — Ваши показания зафиксированы, прочитайте и подпишите.

Лариса удостоверилась, что следователь записал все, что она сказала, удивившись, что ее рассказ уместился на полстраницы, и поставила размашистую подпись.

— Так вы позвоните Быстрову? — спросила она, когда Макаров уже находился на пороге. — Его телефон в моем мобильном. Прошу вас, дайте же мне хоть какой-нибудь шанс…

Макаров немного подумал, снова стряхнул перхоть, инеем покрывшую плечи, и будто выдавил из себя:

— Хорошо. Уведите задержанную.

Сержант привел ее в камеру, и бедняжка, почувствовав усталость и уже не обращая внимания на пятна на одеяле и на тараканов, осмелевших и вылезавших из потайных щелей, кинулась на кровать и погрузилась в сон.

Глава 11

Дельфы, I век до н. э.

Филопоемен, находясь в гостях у родственника в Дельфах, получил от дочери очередную депешу, в которой она жаловалась на тяжелую жизнь и просила отца забрать ее. Разумеется, старик не собирался этого делать: обогатившийся за счет зятя и получивший высокую должность, он считал все это блажью и капризами. Подумать только, его Монима спит и ест на золоте, украшает шею дорогими золотыми цепями — и недовольна тем, что мужчина не обращает на нее внимания. Какие пустяки! Разве не все мужчины одинаковы? Он бросил депешу на маленький столик из слоновой кости, как вещь, не заслуживавшую внимания, но вдруг снова взял письмо и еще раз внимательно прочитал. Одна фраза насторожила старика. Монима писала, что покончит с собой, если Митридат не отпустит ее.