Золотой корсар

Паоло побледнел.

Удастся ли палачу и судье избавить маркизу от страданий в присутствии Луиджи, заинтересованного в том, чтобы обвиняемую допрашивали самым строгим образом?

В ту же секунду ощущение глубочайшей тревоги поселилось в душе Корсара и больше уже ее не оставляло.

Министр подошел к Вендрамину.

— Я вызвал вас сюда, преподобный отец, — сказал он, — для того, чтобы вы оказали монархии и религии неоценимую услугу.

— Я всецело предан и Господу нашему, и королю, ваше превосходительство, — прогнусавил в ответ Вендрамин. — Так что вы поступили абсолютно правильно; можете на меня положиться.

— А этот паренек — кто он?

— Один из моих послушников, ваше превосходительство. Крайне прилежный юноша.

— Можно ли рассчитывать на его молчание?

— В той же мере, как и на мое.

— Отлично. А теперь — к делу. Одна из наших узниц, предводительница карбонариев — она из тех женщин, что выглядят одержимыми дьяволом и выступают против короля и церкви, — маркиза Дезенцано, наконец, отказывается давать признательные показания.

— Какая гнусность! — хладнокровно промолвил Вендрамин. — Значит, эта грешница очерствела настолько, что не желает выдавать имен сообщников? Постыдное упрямство!

— И собираемся устроить ей допрос с пристрастием.

— Клянусь Девой Марией и всеми святыми, вы правы, ваше превосходительство. Эти чудовища карбонарии — прирожденные враги алтаря и трона. Инквизиция, как ни прискорбно о ней вспоминать, никогда не церемонилась с предшественниками, к коим я отношу еретиков и вероотступников, этих революционеров.

Такое рвение преподобного отца министр полиции не мог не оценить.

— У вас в монастыре есть часовня, батюшка? — спросил он.

— Да, ваше превосходительство.

— А статуя Девы Марии в ней имеется?

— Разумеется, ваше превосходительство.

— Но достаточно ли богато она украшена, эта статуя?

— Хорошая диадема, — отвечал Вендрамин, — ей бы не помешала; мы пока не сумели подыскать подходящей, и это нас весьма расстраивает.

— Завтра у вашей мадонны появится роскошный венец из вермеля, но, преподобный отец, никому ни слова о том, что здесь произойдет.

— Я буду нем, как если бы речь шла о принятой исповеди.

Непринужденность, с какой его друг, пусть и неплохо вышколенный, играл свою роль, глубоко поразила Паоло; то было не последнее его ошеломляющее потрясение.

Внезапно Вендрамина посетила блестящая мысль; когда речь шла о друге, он становился потрясающе находчивым и отважным.

Что до остального, то в юношеские годы он столько раз прислуживал при мессах и слышал столько разговоров о них капуцинов, что сыграть роль настоятеля монастыря было для него как раз плюнуть.

— Господин министр, — проговорил великан, — прежде чем вы приступите к пытке, я, если позволите, предложил бы следующее…

— Говорите, преподобный отец; я весь внимание.

— Эта женщина, она итальянка?

— Да.

— Значит, как и всякая добропорядочная итальянка, в глубине души она должна быть крайне религиозна, и я сильно удивлюсь, если мне не удастся ее образумить; позвольте мне переговорить с ней перед пыткой, ваше превосходительство. В тюремной часовне я переоблачусь в епитрахиль и стихарь, мой послушник возьмет крест, и, читая скорбные псалмы, «Miserere» и «De Profundis», мы направимся к ее камере. Это должно подействовать.

— А что, неплохая идея!

— Думаю, когда она увидит крест, ее христианское сознание прояснится.

— Очень на это надеюсь. Что ж, преподобный отец, образумьте ее — и можете рассчитывать на королевскую милость.

— Все — ради Бога нашего, Иисуса Христа и папы, его представителя на Земле, ваше превосходительство, ничего — для людей. Я служу королю лишь потому, что он есть друг Господа нашего, и вся его власть — от Бога. Вот чем руководствуемся все мы, бедные капуцины. Не так ли, Теодоро?

Паоло поклонился.

— Да, батюшка, мы преданы королю, и не только потому, что в престоле церковь видит свою опору, но и потому, что, как сказал святой Павел, Omnis auctoritas a Deo[32].

— A Deo! — отважно повторил Вендрамин. — Правильно говоришь, сын мой.

И, цинично возвращаясь к делам мирским, никогда не забывавший об интересах крестного, Вендрамин с невозмутимым апломбом промолвил:

— Пусть мы, ваше превосходительство, и далеки от мира сего, пусть многие и награждают нас за это презрением, все же мы тоже должны жить, — так нам велит Господь. Но стены нашего монастыря вот-вот развалятся, касса его пуста, мы бедны, как праведник Иов или как Вечный жид. В день, милостью людской, мы имеем не больше пяти су пожертвований, да и эти пять су наши нищие братья приносят в монастырь отнюдь не каждый вечер, так что, если его величество король…

Луиджи улыбнулся.

— Я понял вас, преподобный отец, и поговорю с королем.

Вендрамин рассыпался в благодарностях.

— Следуй за мной, сын мой, — сказал он наконец послушнику и направился к часовне. — Когда-то, давным-давно, ему уже приходилось являться в тюрьму для служения погребальной мессы.

К счастью для Вендрамина, память его не подвела.

В часовне, оставшись наедине с Паоло, он окинул юношу торжествующим взглядом.