Золотой корсар

Но Вендрамин заголосил еще громче — ни один бык никогда так не ревел!

— Трех швейцарцев сюда! — крикнул тогда король.

И этим крепышам из зеленой Гельвеции он приказал:

— Поднимите люстру.

Как ни старались швейцарцы исполнить его указание, все было тщетно.

— Ну же, парни, помогите своим товарищам! — воскликнул король.

Вокруг люстры столпился весь пост.

Но, как часто бывает в подобных случаях, чем больше народу, тем медленнее продвигается дело.

Действовали все эти здоровяки столь несогласованно, что люстра накренялась то влево, то вправо, вследствие чего дворец оглашался все новыми и новыми гневными возгласами Вендрамина.

В какой-то момент острый шпиль люстры ссадил великану кожу на спине, и тот испустил ужасный крик, напоминавший скорее рычание льва.

Швейцарцы в испуге попятились, но Вендрамин, одним усилием своей могучей мускулатуры, приподнял люстру, отшвырнул ее в сторону и, распрямившись, сжал в кулаки руки и обвел окружающих кровожадным взглядом.

— Где, — воскликнул он, — тот мерзавец, что расцарапал мне бок?

Лишь Богу известно, осмелился ли хоть один из швейцарцев ему ответить; пост напоминал в тот момент стадо овец, увидевших перед собой разъяренного нубийского льва.

Да что швейцарцы — даже король пришел в замешательство!

И было от чего: какой-то монах поднял и, словно перо, отбросил в сторону люстру, которую едва смогли расшатать десять здоровенных швейцарцев!

Франческо не верил своим глазам; Вендрамин же потирал бок.

— Сводники! — рычал он. — Безбожники проклятые! Швейцарские бездельники! Грязные любители молока и пива! Только приблизьтесь еще ко мне — и я вам вот этими вот руками языки повырываю!

И он продемонстрировал постовым свои огромные ручищи.

Король счел за благо вмешаться:

— Сжальтесь, преподобный отец, над моими солдатами; они сделали все, что смогли.

При виде короля Вендрамин, который на секунду забыл, где он находится, мгновенно взял себя в руки и сделался смиренным и тихим, аки агнец.

— Ах, сир, — промолвил он. — Какое потрясение! Ваше величество должны понять мои эмоции; я чуть не умер от страха. Эта люстра могла меня раздавить.

— О, такое вряд ли возможно, преподобный отец! Какая люстра на вас ни упади, вы отделаетесь лишь несколькими синяками, в то время как если на люстру упадете вы, она, вероятно, превратится в лепешку!

Немного смутившись, Вендрамин решил прикинуться обессилевшим.

— Чувствую, мне вот-вот откажут ноги, — пробормотал он. — Если позволите, Ваше Величество, я присяду, пока не упал в обморок.

Король посмотрел на монаха с сочувствием.

— Кресло преподобному отцу! — воскликнул он.

Вендрамин, с видом человека, изнемогающего от усталости, опустился на сиденье, но ножки кресла надломились, и мнимый преподобный отец растянулся на паркете посреди груды обломков.

Падение его было встречено всеобщим хохотом.

Вскочив на ноги, Вендрамин обвел швейцарцев полным презрения взглядом, что лишь удвоило веселье, и с достоинством промолвил:

— Сир! Раз уж даже в вашем августейшем присутствии эти люди позволяют себе смеяться над моим платьем капуцина, над моими несчастьями или даже самим Господом нашим в моем лице, я покину ваш дом, как пророк, стряхнув на пороге грязь со своих сандалий и пыль со своих одежд!

Эти слова вызвали новый приступ смеха — громче всех смеялся король, — но Вендрамин, который в бороду смеялся еще больше, чем все остальные вместе взятые, нашел достойный способ отомстить.

Обернувшись, он вытянул вперед правую руку и сказал:

— Benedictat vos Deus![33]

Тем самым он, по примеру достопочтенного прелата Буало, заставил всех склонить перед ним головы, после чего с величественным видом удалился.

Король хохотал до упаду.

Что до Луиджи, то и ему вся эта сцена показалась столь потешной, что он даже забыл осмотреть рану секретаря суда.

Тем не менее по истечении какого-то времени он сказал Франческо:

— Сир, этот бедняга секретарь, по всей видимости, приходил с каким-то посланием от судьи; не послать ли мне кого-нибудь к Рондини узнать, чего тот хотел?

Короля занимало совсем иное.

— Перо, чернила, бумагу и печать, — бросил он секретарю.

Он черкнул несколько слов.

— Доставьте это преподобному отцу, в монастырь капуцинов, капитан.

Слова его были обращены к командиру поста.

Повернувшись к Луиджи, король проговорил:

— Как вы уже поняли, я намерен выплатить небольшую компенсацию этому славному монаху, равного которому по силе, вероятно, не сыщешь во всем королевстве, и который так здорово развлек нас сегодня.

— Это преданный слуга, сир.

— Потому я и решил пожаловать этому святому человеку двадцать арпанов лугов для бычков его монастыря; должен же он как-то поддерживать свое крепкое здоровье! Спокойной ночи, господа.

— Простите, сир.

— Вы что-то хотите?

— Но судья, сир…

— Ах, да… Его вдова…

И король выписал ордер на получение денежного пособия для семьи погибшего.

— И вот еще что, сир, — продолжал министр. — Мы так и не узнали, чего хотел этот бедняга писарь.

— Действительно! Пошлите кого-нибудь к судье.

И, похохатывая, король вернулся в свою спальню.

Франческо пребывал в великолепном расположении духа…