Золотой скарабей

Мы простились с Иваном Ивановичем, человеком, не получившим награды и признания, умершим на чужбине. А что же было дальше с Воронихиным, куда его занесла судьба?

Недоверчивого читателя наших дней на выдумке, как воробья на мякине, не проведешь. Ему подавай факт, подлинный документ. Оттого-то автор, учитывая сие обстоятельство, то и дело возвращается к подлинностям XVIII века. Вот и эта глава написана на основе эпистолярно-лирической, правдивой, сохраняющей в чистоте события жизни человека, душевные его движения.

Мы оставили милейшего Ивана Хемницера в тот момент, когда в Херсонесе он пересаживался на судно. Кое-что уже узнали из обрывков его писем Львову. А он еще писал заметки, дневник. Например, о том, что его прибытие в Константинополь совпало с мусульманским праздником Рамазан. К тому же у султана в те дни родился наследник, и столица сверкала огнями и фейерверками. В этом месяце, по мусульманскому вероисповеданию, был ниспослан на землю Коран, есть и пить дозволялось только после захода солнца и до его восхода, ночью, чем Хемницер был весьма поражен.

Празднества устраивались великолепные, несмотря на то что страна находилась в бедственном положении. Недавно скончался могучий султан Мустафа III, и к власти пришел Абдулла-Гамид I. После русско-турецкой войны Турция, вернее Османская империя, жила в постоянном брожении. Как пишут историки: «Ахмед-паша багдадский объявил себя независимым; Тахар, поддержанный кочевниками арабскими, принял звание шейха Галилеи и Акра; Египет был под властью Магомет-бея и не думал платить дань; Северная Албания находилась в состоянии восстания». Османская Порта жестоко всех подавляла. Но после подписания Кючук-Кайнарджийского мира с Россией несколько присмирела.

Оттого-то Хемницер в одном из писем выразился так: «Раньше старики на костылях бежали на войну с русскими, а теперь вели себя чинно и подобострастно на приемах в русском посольстве», что погода была всю дорогу злая: «…все качало и качало, и из хрипучего дерева последние силы выкачало».

Величественное здание русского посольства, загородный дом посла в Буюк-Дере, окруженный садами, цветниками, виноградниками, поразили его. Осмотрев Семибашенную крепость, в которой содержались русские пленные – Толстой, Шереметев, Шафиров и многие другие, – Хемницер узнал, что и теперь там сидят русские.

Удивляли улицы: «Улица в шесть шагов, а тут еще собаки и кошки, живые, дохлые и совсем истлевшие».

Богатства у турок гость не заметил: кафтан, шаровары, пояс (у многих за поясом кинжал), сафьяновые туфли да тюрбан на голове. А головы бритые, зато бороды – густые, как щетка, и формой подобны лопате. Женщины, конечно же, с закрытыми лицами. Янычары, некогда грозные соперники, потеряли былое величие, теперь «они умели только скрипеть зубами».

То, что обнаружилось в Константинополе, повторилось (разумеется, в худшем виде) в Смирне. От первых же новостей заныло его сердце: русский торговый корабль захватили морские разбойники, сожжена греко-православная церковь.

Надо было рассылать уведомительные письма, следить за паспортным режимом, наблюдать за таможней, торговлей…

Просыпаясь по утрам, консул слышал заунывные и пронзительные возгласы муэдзина – молитвы за здоровье султана и его наследника. Доносился шум базара, расположенного неподалеку. Наблюдая местные нравы, Хемницер писал:

«Трубки курят, кофе пьют черный, а молока – и не спрашивай, а сами сердитые: только один раз я слыхал, как смеялись…», «А ежели занимают важные посты – такую значительность на себя напускают, что ой-ой-ой…».

Трудно ему было приноровиться к нравам здешних жителей. Переводчик (драгоман) такой шумливый, что «всякое дело у драгомана увеличивается и каждая искра пламень делает». В таможне, за которую консул несет ответ, никто не хочет платить денег: «Платят три из ста пиастров, не отдают и десятой доли того, что полагается. И указа никакого для них нету».

В первые же месяцы случились «прелести» на судне: передрались русский, венецианец, грек, португалец, дошло до «смертоубийства», троих из них выкупили, а русского повесили – не успел Хемницер вмешаться, – это ли не горе?

А взятки? Какие только формы они не принимали! Местный судья (кади) пригласил русского консула к себе в гости, мол, желает показать османский дом, семью, жен своих без чадры. Три женщины обитали в трех комнатах, на кроватях высились горы подушек, на столиках стояли блюдца с восточными сладостями, лежали трубки.

– Греки поили бы вас, господин, фруктовой водкой, кормили вареньем, а я угощаю лучшим табаком, лучшим турецким кофе, – елейным голосом выпевал хозяин.

Гость интересовался: мирно ли живут женщины в доме – нет ли меж ними зависти? Удивился и обрадовался ответу кади:

– Зачем? Старшая есть хозяйка, средняя родила мне четверых детей, а младшая – веселая, играет, ей четырнадцать лет…