Золотой скарабей

А помнишь басню про лестницу, которую хозяин подметал, начиная с нижних ступенек? Мести надобно с верхних ступеней, с верхов… Тебе предстоит еще сие узнать. А теперь иди… О дружба, прощайте!

Лицо больного стало ярко-красным, и Михаил на цыпочках покинул комнату.

Утром местный лекарь не пустил его к Хемницеру, а переводчик уже стоял в дверях, торопя:

– Консул велел скорее. Судно не станет ждать!..

Так наш герой, весьма подверженный сторонним влияниям самого разного свойства, подобно щепке, увлекаемой морем, в тот же день оказался на русском корабле, направлявшемся в Венецию.

Хемницер, съедаемый тоской, остался без друга и еле жив. А скоро петербургские друзья его получили известие, что Иван Иванович уже на другом свете.

Итальянский вояж

В Петербурге граф напутствовал своего подопечного, раба, сына:

– Ты должен блюсти Поля, быть экономным, так сказать… заведовать хозяйством, распоряжаться слугами, однако… Европа без Италии – ничто, особенно если человек думает о художествах. Погляди всенепременно эту божественную страну, в коей ценностей более, чем во всей Европе… На всем экономь, но не на Италии! Ходи, смотри, изучай, зарисовывай. Ты меня понял? – И Строганов сунул Воронихину кошелек: – Это для Италии. Жду тебя… в ином качестве. Перед отъездом побеседуй с Джакомо Кваренги… Буду рад, если делать все будешь не по принуждению, но для удовольствия.

Исполнительности, старания, внимательности Воронихину не занимать – и вот он уже отшагал по улицам Генуи, Флоренции, Рима десятки и десятки верст. Между причудливыми и каменистыми, утопающими в зелени городками – на дилижансе, а по крепостям, замкам, палаццо, соборам, улицам – в стоптанных туфлях. Пришлось даже приобрести башмаки на толстой подошве. Ходил, озираясь по сторонам, запрокидывая вверх голову, любуясь и торопясь запечатлеть фасады, карнизы, портики в своем альбоме.

Итальянский язык Андрей знал гораздо хуже, чем французский, однако пользовался путеводителем, замечал и древность крепостей, и наследование культуры Древней Греции и этрусков. Вычитал на французском языке историю Муция Сцеволы. Когда Муций попал в плен, решил показать врагам свое бесстрашие и презрение к боли, он положил правую руку на угли очага и с улыбкой выслушивал приговор. И в историю вошел с прозвищем Сцевола (что значит Левша).

Андрею уже были известны имена знаменитостей Италии: живописца Микеланджело Караваджо, архитекторов Бернини, Пьетро да Кортона, композиторов Клаудио Монтеверди, Арканджело Корелли, философа Джордано Бруно. Во Флоренции он попал под обаяние «каменного рая» – мощеные узкие улочки переходили в площади и даже в мосты через реку Арно. Здесь он, должно быть, сам превратился в статую – так долго не отрывал глаз от «Давида» Микеланджело, от «Давида» Бенвенуто Челлини, словно воспарившего над землей с головой Голиафа в руке и с мечом.

А впереди нашего открывателя прекрасных миров ждал Рим.

Тут, наконец (пока не дошел до великих сооружений), он оказался на одном из холмов города, и перед ним открылось зеленое море. На горизонте удивительные деревья: тонкие голые стволы, а вверху, будто столешница – зеленая вершина. Деревья под названием «пинии» восхитили его. Но мало того: вблизи, если посмотреть вниз, среди ветвей что-то золотилось, словно десятки и десятки маленьких солнц. Впервые он увидел неведомые апельсины.

А в низине реки – те самые древнеримские сооружения, которые велел ему зарисовать Строганов. Сооружения те скорее следовало бы назвать развалинами – остатки Римского форума, колонны, то рядом три-четыре, то одиночные. Некогда тут бурлила жизнь – и какая! – а теперь? Остатки фризов, колонн, скульптур…

Однако надо спешить. Впереди – собор Святого Петра, Ватикан… Он построен на месте базилики прежних веков, но архитектор Браманте сделал ее центром всей композиции. Андрей старательно и долго зарисовывал собор Петра, а потом пересчитал колонны.

Колонны, здания с колоннами коническими, коринфскими – были его пристрастием… Если ему когда-нибудь удастся получить заказ на большой собор (даже перехватывало дыхание), он всенепременно сделает колонны.

Из путеводителя Андрей понял, что некогда тут жили воинственные лангобарды, но франки разбили их, а земли подарили папе Стефану II – и родилось церковное государство.

Количество великолепных зданий, палаццо, вилл, лицезрение архитектурных, скульптурных, живописных произведений было так велико, что это даже придавило Воронихина: к радости, удивлению примешивалось сознание собственного ничтожества.

Он вспомнил: надо обратить внимание и на менее значимые, но тоже важные для зодчего предметы: чем и как обставлены и украшены дворцы и виллы. Граф советовал приглядываться к мебелям в итальянских палаццо. Будто бы императрица Мария Федоровна была большой поклонницей маленьких «кабинетиков», и граф водил с собой Андрея в ее собственный особняк в Павловске.