Золотой скарабей

«Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою, благословенна Ты женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших… О Всемилостивая Госпоже наша… Воздвигни нас из глубины греховныя и избави нас от глада, губительства, от труса и потопа… от напрасныя смерти, и нападения вражия, и от тлетворных ветр, и от смертоносныя язвы, и от всякаго зла… Подаждь, Господи, силы не закопать свой дар Божий, а воплотить его в деяниях светлых…»

Нарушая, быть может, церковные каноны, Андрей молил Богоматерь, чтобы она не дала угаснуть дару, данному ему Богом, благословила на верность художествам и зодчеству, которые велел постигнуть его благодетель граф Строганов.

…И вновь паломники брели под палящим солнцем, не смея сетовать на жару, спотыкаясь об острые камни. Вокруг лежала каменистая пустыня, и не было сил оглядывать слепящие окрестности. Белое-белое, залитое беспощадным солнцем пространство. И неподвижный горячий воздух, марево, дрожащее впереди…

С трепетом душевным вошли паломники в Вифлеем, где явился на свет в бедном жилище Христос – в яслях Его нашли… И явились, чтобы возгласить миру о рождении Иисуса, волхвы и жены-мироносицы… Среди них была Мария Магдалина. Паломники ступили в храм Рождества Богородицы, храм Марии Магдалины. У входа благообразный их старец споткнулся, и Андрей повел его, держа за руку…

Содержание, смысл будущего своего творчества Андрей увидал в Палестине и благодарил Бога. Но чего-то еще не хватало. Такие иконы – не его дело, он – зодчий! Что же почерпнет из странствия?..

Тут предстал полуразрушенный храм, окруженный темно-красными колоннами. Все они сохранились! Колонны – его скрытая любовь: в них видно пространство, неподвластное времени, течению его, – колонны хранят вечность. Но как стройнят и увеличивают пространство, дают перспективу! Уходящие вдаль, они продлевают вечность… А этот темно-багровый цвет! Он несет кровавый и печальный след…

В них есть что-то от тех немногих, стоящих, должно быть, от самого времени Христа, деревьев под названием оливы. Толстые-претолстые стволы – и воздушная, серебрящаяся на солнце листва… Плоды, известные даже в Петербурге, у Строганова, – отсюда их привезли?..

«Если достанет терпения и веры, если сподоблюсь получить заказ на храм или собор – будут в нем колонны багряно-темные…»

И наступила ночь, и была она холодная, как бывает в пустынях. Мысли бродили, казалось, от давних, старинных времен до сей поры.

Оказалось, что старец с ушибленной ногой совсем слаб, еле жив, и Андрей держал его теперь за спину, почти нес. Но некоторые заметили, что и молодая послушница не в себе – температура, что с ней?..

И наступила еще ночь, более холодная, чем прежде…

И Андрей решил выйти в Гефсиманский сад, представить последний путь Христа…

Он шел по саду, освещаемому желтой луной. Небо становилось все чернее. Гигантские оливы были черны и страшны – неужели они еще помнят те времена? Гефсиманские оливы казались некими чудищами, хотя листья и во тьме серебрились…

Андрей присел под деревом, вдыхая сухие ароматы ночи. Казалось, он сам был в тех временах и видел перед собой Иисуса… Возле белого мраморного камня Он остановился и сказал: «Пронеси чашу сию мимо Меня…» Там встретил Он Иуду… Малоприятную его физиономию Андрей видел на итальянских фресках. Перевел взгляд на луну. Луна желтела на черном небе.

«Господи, помоги! – шептал русский паломник. – Во имя Твое буду я жить и трудиться!»

Никого из паломников в ночи – только воины Каиафы: только центурионы и Он – один!..

Утром, встретив знакомых паломников, Андрей взглянул на старца – и отлегло от сердца: тот был на ногах. Однако – что с молодой женщиной? Лицо красное, лоб горячий – заболела! Надо к доктору! Но никто его не поддержал. «К чему доктор, ежели мы в Святой земле? Игуменью позовите… Из монастыря надо позвать игуменью…» Никто не обратился к доктору, а игуменья пришла под вечер. Паломников ждала их шхуна, пора назад, в Венецию.

Монахиня сказала: «Здесь есть зловредные насекомые. Если кто попадется – укусят – и никакой доктор не поможет. Лихорадка!.. Соборовать надо, готовиться, исповедоваться да причащаться».

Андрей в отчаянии глядел на юную послушницу. Ее хотят соборовать, готовить к смерти, даже не обратившись к доктору, не поискав его?! Без всякого сопротивления, покорные судьбе, да еще и ссылаются на волю Божью? «Что делать, Бог забирает к себе молодых и красивых да верных Провидению. На том-то свете ей сделается хорошо».

С тяжелым сердцем возвращался Воронихин на шхуну…

Медленно шел по берегу Венеции.

Куда идти? К местечку под названием Комо – вдруг строгановский обоз еще там?

Оказавшись у подножия Альп, залюбовался горами. Они были прекрасны, и притягательны, и недостижимы… И не подвластны живописцам, ни Мишелю, ни ему, Андрею…

С тяжелым сердцем возвращался Воронихин на шхуну, а потом шел по берегу Венеции. Отныне его путь – к границе Швейцарии: быть может, там еще строгановский обоз. А если нет – то сразу в Париж.