Золотой скарабей

Друзья вместе с Андреем Воронихиным бродили по отрогам Альп, по берегам красивейших озер, посещали лекции и ждали возвращения Григория. Молодой барон отметил и девятый, и сороковой день смерти своего отца, и все складывалось недурно, только… Только когда он уже намеревался ехать в Европу, у него со светлейшим дядей вышла пренеприятная история.

Красивый, стройный, прекрасно одетый, в рассеянности шел он по Английской набережной, бросая равнодушные взгляды на встречных дам. Его признала проходившая мимо знаменитая княгиня Голицына и, наведя лорнетку, поманила пальцем:

– Хорош, хорош собой ты, братец! Возмужал. Лицо умное, можно сказать. Давно ли из Парижа?

– Ваше сиятельство, – он приложил свои губы к ее уже стареющей руке. – В скором времени возвращаюсь снова в Швейцарию, учиться, да и за младшим братом в Париже велено присматривать. В голове у него романтические грезы.

– Что это за молодые люди, если не имеют иллюзий?.. А я так люблю Париж и снова собираюсь туда… Не желаешь ли поиграть со мной в карты? Я этот вид времяпрепровождения люблю. В Париже, ах, в Париже я в молодые годы часто проводила часы за зелеными столиками.

– Да, но сейчас в Париже скверные времена, – заметил Григорий. – И вы все-таки поедете?

– Ах, Жорж, любопытство – мой недостаток! Надо взглянуть на беспокойный Париж, к тому же отвезти сына в Страсбург, а потом можно и занять место первой дамы в Зимнем дворце… Жаль, что ты не любитель карт, – вздохнула она.

Он рассмеялся.

– Зато у меня есть приятель, начинающий художник, – великий мастер по картам.

– И где он? Он нашего круга? – оживилась Наталья Петровна.

– Он там, в Париже. Но – не вашего круга.

– Оревуар! – небрежно бросила княгиня, протягивая ручку для поцелуя. Она слыхала, что английский поэт Байрон был так поражен успехом Жоржа у женщин, что собирается сделать его прототипом своего Дон Жуана. Одет как истинный франт – бежевые панталоны, светлые чулки, туфли с серебряными пряжками и, конечно, без парика. Князь Потемкин отменил парики в армии (под ними у солдат заводились насекомые), а следом за армией и светские господа все чаще появлялись без париков. Что делать? Мода – временная и глупая властительница человека!

Жорж миновал уже Дворцовую площадь, половину Невского. Оставалось несколько шагов до Строгановского дворца его дяди – как вдруг хлынул дождь, да такой, что надо было немедленно скрываться. В последнее время в Петербурге дожди перепадали с какой-то зловещей ритмичностью, по два раза на день. Коляски не было, зонта тоже – и Григорий решил переждать непогоду во дворце. Позвонил.

– Здравствуй, братец! – Незваный гость намеревался уже шагнуть в прихожую, но… дворецкий призакрыл перед ним дверь.

– Извиняйте, ваше благородие Григорий Александрович! Принимать никого не велено. Будьте любезненьки, пройдите во флигель, там тепло и сухо.

Григорий оторопел.

– Я не прошу аудиенции, мне надо переждать дождь.

– Просим прощения, пардон… не велено пускать.

Но тут у подъезда остановилась коляска, из нее выскочил человек в черном плаще, показал какую-то карточку – и дворецкий распахнул перед ним дверь. Внешность человека была незнакомая, но она ярко запечатлелась в глазах барона: узкое лицо, черные волосы, зализанные ко лбу, длинный нос…

Григорий был поражен… Как это понять, в чем провинился он перед светлейшим графом? Или там что-то тайное?

А тем временем граф смотрел сквозь мокрое стекло на свой сад – предмет его всегдашней гордости. Увы! Сад было не узнать: мутное колеблющееся марево… Это совсем некстати. Он верил в предзнаменования, и грудь его сжала глухая тоска. Отчего так? Он любезен с дамами, строг со слугами, желанный гость у императрицы и даже у ее строптивого сына, наследника, но именно сегодня – отчего поднялась такая непогодь? Теперь жди мучительного приступа меланхолии.

Помогали в такие часы лишь его коллекции. Вот они, самые дорогие его сердцу предметы: статуэтка головы Нефертити; кольцо, сделанное для второй жены; кусок египетского пергамента; печать из халцедона, принадлежавшая римскому солдату, «особенные» янтарные камни; подвеска с жуком-скарабеем – символ луны и солнца, а это – черный глаз на фоне белой эмали. И Клеопатра. Перебирая свои сокровища, граф чувствовал себя царем царей, лучшим из греков, быть может, самим Периклом, повелителем времен и народов. И хандра отступала… Стоп! Сегодня – тайная ложа.

Он быстро закрыл дверь в Физический кабинет. Это святая святых. Здесь все предметы ориентированы по линии Запад – Восток. В центре – изваяние из гранита – Амон-Юпитер, ваза, окруженная двумя женскими фигурами, которые имели символическое значение… Здесь царит жреческий дух…

Конец XVIII века – время распространения масонства, явления столь же таинственного, сколь и тайного. «Умеренные», «Невинные», «Красные» и прочие ложи возникали тут и там.